Тайна желтых нарциссов (сборник)
Шрифт:
— Когда оно произошло?
— Сегодня утром. Были предложены очень серьезные санкции: заявить протест правительству Восточной Германии, потребовать выдачи нам этого человека, Мундта.
— Но мы же не признаем Восточную Германию как государство.
— Именно так. В том-то и заключается вся сложность. Однако мы имеем возможность передать свой протест через посредничество третьей страны.
— Как, например, Россия?
— Как, например, Россия. Правда, в свете нынешней обстановки есть мнения не в пользу подобной акции: предание фактов гласности — в любой форме, какую бы она ни приняла, — может послужить во вред нашим национальным
— Я понимаю.
— Пока лишь немногие знают что-то об этих событиях, о фактической стороне дела. Это очень счастливое стечение обстоятельств. От лица полиции Хоум Секретарь предварительно гарантировал, что они сделают все возможное, чтобы информация по этому делу осталась конфиденциальной — насколько это будет возможно… Так, теперь скажите, Джордж, что за человек ваш Мендель? Можно на него положиться?
Смайли за такой вопрос возненавидел Мэстона.
— Да, — ответил он.
Мэстон поднялся с постели.
— Хорошо, — сказал он, — это хорошо. Ну, мне надо уходить. Могу я что-нибудь сделать для вас, быть вам в чем-нибудь полезным?
— Нет, спасибо. Обо мне прекрасно позаботится Гиллэм.
Уже стоя у двери, Мэстон произнес:
— Ну, что ж, выздоравливайте, Джордж. Советую принять предложение о работе. — Он сказал это доверительным тоном, с кривой улыбкой и таким многозначительным выражением на лице, как если бы для него было очень важно, чтобы Смайли принял его предложение.
— Благодарю вас за цветы, — сказал ему Смайли.
Дитер был мертв, он собственными руками убил его. Сломанные пальцы на правой руке, ломота во всем теле, тошнотворная головная боль и отвратительное чувство вины — все, все об этом напоминало. И Дитер позволил ему это с собой сделать, не выстрелил из пистолета: он помнил об их былой дружбе, и это удержало его руку, а Смайли вот забыл о ней, поднял руку на старого товарища. Встретились два старых друга и, вместо того чтобы вспоминать былые дела и битвы, бросились друг на друга, как дикие звери. Они боролись в тумане на прогалине векового леса жизни. И все-таки Дитер вспомнил, а Смайли — нет. Они сошлись, как люди из разных миров. Дитер, максималист и приверженец абсолютной доктрины, дрался за свою новую цивилизацию. Смайли, рационалист и защитник существующих институтов, дрался, чтобы не дать ему это сделать. «О, Господи, — сказал Смайли, — кто же был прав, кто же был тогда из нас человек?»
Он встал с постели и начал старательно одеваться. Он почувствовал, что пришла пора вставать.
17. Уважаемый господин Советник
«Уважаемый господин советник,
Отвечаю наконец на предложение отдела кадров о повышении меня по службе и назначении на новую должность в департаменте. Весьма сожалею о том, что не ответил раньше. Причиной задержки с ответом на сделанное мне предложение послужило мое плохое самочувствие в последние дни, а также
Поскольку я чувствую себя недостаточно физически здоровым, считаю, что было бы неразумно принять сделанное мне предложение. Прошу Вас передать мой ответ работникам отдела кадров.
Уверен, что Вы сможете понять мотивы, которыми я руководствовался при принятии мной этого решения.
Ваш Джордж Смайли».
«Дорогой Питер,
Прилагаю заметки по делу Феннана. Это единственный экземпляр. По прочтении заметок передай их, пожалуйста, Мэстону. Я думаю, что есть необходимость произвести некоторые записи по следам этих событий — даже в том случае, если в действительности они и не имели места.
Всегда твой, Джордж».
«Дело Феннана»
«В понедельник, 2 января, я проводил интервью, конфиденциальную беседу с Сэмюэлом Артуром Феннаном, старшим служащим Форин Оффис, с целью выяснения обстоятельств, изложенных в письме анонимного автора, и выдвинутых против Феннана обвинений. Интервью было организовано в соответствии с принятой процедурой, то есть после согласования данного вопроса с уполномоченным по кадрам в Форин Оффис.
У нас не имелось никаких компрометирующих Феннана данных, за исключением того факта, что в тридцатые годы, во время его учебы в Оксфорде, он проявлял симпатии к коммунистическому учению. Этому факту не придавалось большого значения. Поэтому беседа некоторым образом носила рутинный, формальный характер.
Комната, в которой работал Феннан, оказалась непригодной для проведения подобного конфиденциального разговора, поэтому мы, воспользовавшись хорошей погодой, решили провести его на открытом воздухе, в Сент-Джеймс Парке, вне стен министерства.
Как выяснилось впоследствии, нас узнал и наблюдал за ходом этой беседы агент восточногерманской разведывательной службы, который во время войны сотрудничал со мной. Остается невыясненным, наблюдал ли он сцену нашего интервью по причине того, что держал Феннана под своего рода наблюдением, или просто случайно оказался в этот момент в парке.
Вечером 3 января полиция графства Суррей сообщила о совершенном Феннаном самоубийстве. Напечатанная на машинке и собственноручно подписанная Феннаном записка содержала обвинения в адрес представителей службы государственной безопасности, жертвой некомпетентной работы которых он якобы стал.
В ходе проведенного расследования тем не менее выяснились следующие факты, позволившие предположить ложность обвинений и нечестную игру:
1. В 19.55 вечера того дня, когда Феннан покончил жизнь самоубийством, он позвонил на коммутатор телефонной станции в Уоллистоне и попросил, чтобы ему позвонили домой в 8.30 утра следующего дня.
2. Незадолго до своей смерти Феннан сварил себе чашку какао, но не выпил его.