Тайна желтых нарциссов (сборник)

Уоллес Эдгар Ричард Горацио

При воспоминании об этой удавшейся шутке доктор залился клокочущим смехом, но как ни странно, автор шутки его веселья не поддержал.

— А теперь, — продолжал, посмеиваясь, доктор, — я перехожу к corpus delicti, [14] к рукописи, вокруг которой непрестанно кружили мысли графа ди Пассано, рукописи, которую мне выдали под поручительство двух моих друзей, но которую мой друг делла Кроче у меня украл, — «Достопамятные события» мессера Рустичано из Пизы. Что было в этой рукописи? В ней оказалось только одно и в самом деле достопримечательное место — рассказ о старости Марко Поло. В этом рассказе говорится о том, что мессер Марко решил оставить своей жене и дочерям приличное наследство, но и только, потому что их недоверие и вздорность не давали им права на большее. Спешу отметить, — доктор учтиво поклонился графине Сандре, — что упомянутые свойства не передались по наследству другим членам этой семьи! Не собирался мессер Марко оставлять что-либо и своему родному городу, который так скверно обошелся с ним. Мессер Марко в записках Рустичано ничего не говорит о том, что он собирается делать со всем остальным своим имуществом. Но вдруг его воображение начинает кружить

вокруг голубей. «Голубка пуглива, — говорит он своему другу, — ее трудно поймать. Но голуби передают послание тому, кто умеет послания читать. Венеция — город голубей, и они неусыпно хранят величайшее из его сокровищ. Соедини простодушие голубя с хитростью змеи, [15] — сказал покровитель города Святой Марк, — и ты достигнешь цели. Вспомни эти слова, о Рустичано, когда ты услышишь о моей смерти». Вот что примерно написано в «Достопамятных событиях», но что бы эти слова ни означали, они были лишены смысла для того, кто их услышал и записал, — по его собственным уверениям, он посчитал, что мессер Марко либо бредит, либо впал в старческое слабоумие. Правду сказать, когда я впервые прочел их, я тоже не увидел в них никакого смысла. Все то время, что я гнался за синьором делла Кроче, меня раздражало, что я гонюсь за ним, чтобы вернуть рукопись, содержащую несколько бессмысленных высказываний — сам мессер Рустичано справедливо характеризовал эти высказывания как старческий бред или признак слабоумия, в которое впал великий человек. Только когда меня арестовали в Сен-Жан-де-Морьен, о чем позаботился мой друг делла Кроче, я понял, что в этих словах скрыт глубокий смысл и, может статься, мы все-таки не зря гнались за старой рукописью Рустичано.

14

Вещественное доказательство, улика (лат.).

15

Будьте мудры как змеи и просты как голуби — Матфей 10:16.

Доктор снова громко рассмеялся. А из глотки хозяина дома, заткнутой платком Этьена, рвались глухие проклятия.

— Что сразу же встает перед мысленным взором того, кто слышит слово «Венеция»? — спросил доктор. — Дворец дожей, собор Святого Марка и голуби, не так ли? И в первую очередь собор и голуби! «Это город голубей, и они неусыпно хранят величайшее из его сокровищ». А что, как не собор Святого Марка, эта поэма в драгоценном камне, представляет собой величайшее сокровище Венеции? «Голубка пуглива — ее трудно поймать. Но да сумеет тот, кто не так пуглив, как она, перехитрить ее! Вспомни эти слова, когда услышишь о моей смерти, о Рустичано!» Я столько раз ломал себе голову над этими словами, что нетрудно угадать, куда я прежде всего направил свои стопы, когда оказался в Венеции. Это была площадь Святого Марка. Голуби, которых в былые времена содержала Венецианская Республика, теперь кормились из щедрых рук туристов. Услужливые фотографы предлагали увековечить меня с голубем на плече. Другие хотели продать мне голубиный корм. Но я был неумолим и двинулся прямо в собор Святого Марка. Я с давних пор знал собор со всеми его уголками и закоулками, но теперь я смотрел на него новыми глазами. Я не стал тратить время на то, чтобы любоваться пятьюстами мраморными колоннами или мозаикой, ризницей или даже бронзовыми конями. Я искал совершенно определенную вещь — мемориальную плиту, на которой изображен голубь и написано имя. И наконец я нашел то, что искал.

Напряжение слушателей дошло до предела. На щеках графини Сандры вспыхнули два красных пятна. Этьен, разинув рот, ловил каждое слово доктора. Даже астролог забыл о своем высокомерном скепсисе. А с шезлонга за каждым движением доктора следили пылающие злобной ненавистью на немом лице бархатистые черные глаза.

— Мемориальная плита, давно всеми забытая, почти стершаяся, находилась в верхней галерее под сводом с восточной стороны храма. Собственно говоря, она не представляла никакого интереса для тех, кто осматривал собор. На ней была изображена голубка с посланием в клюве — не такой уж редкий благочестивый символ. И написано несколько слов на латинском языке:

NOBILIS VIR

MARCUS DE PAULO

POSUIT

И все. «Дворянин Маркус де Пауло» — то есть Марко Поло — «водрузил эту доску». Никакого указания на то, что он водрузил ее в знак благодарности за услышанную молитву или в честь какого-нибудь определенного святого. Только эта надпись. Но именно ее краткость и сказала мне многое. Весь остаток дня я наблюдал за площадью Святого Марка — ведь все, что происходит в Венеции, происходит там. К концу дня я увидел, как из собора выходит синьор делла Кроче с весьма довольным выражением лица. Из этого я сделал вывод, что он, как и я, разгадал загадку, и это было тем более правдоподобно, что он — сметливый итальянец, а я тугодум-голландец, хотя и не чистокровный. Я стал размышлять — что теперь делать? И начал с того, что выслал вперед Этьена, чтобы он дал синьору делла Кроче себя обмануть. Потом я остерег вас и синьора Донати. Мы вместе стали свидетелями того, как Этьена заманили в ловушку, потом мы встретились, и вы любезно оказали мне кое-какие услуги. Мне кажется, я все объяснил.

— Вы объяснили далеко не все, — воскликнула раскрасневшаяся графиня Сандра. — Что означала мемориальная плита? Зачем вы послали меня к исповеднику в собор Святого Марка? И почему вообще мы оказались здесь?

— Три самых основных вопроса, — восхищенно констатировал доктор. — Мемориальная плита просто-напросто свидетельствовала о том, что под ней лежали миллионы Марко Поло, о чем церковь не подозревала. Верующие и теперь часто водружают в католических церквях памятные плиты, а в те поры это делалось еще чаще. Но мессер Марко постарался использовать памятную плиту в качестве некоего банковского сейфа — ведь по сути дела в его время церкви были единственным надежным хранилищем. Если вы вспомните, какие вопросы я просил вас задать исповеднику, вы поймете, зачем

я послал вас к нему. Если бы я пошел к церковным властям и сообщил им о результатах многолетних изысканий вашего отца и моих собственных усилий, я на девяносто процентов уверен, что они захотели бы оставить себе сокровище, которое мессер Марко предназначал не тому, кто хранил, а тому, кто нашел! Теперь пастырь из собора Святого Марка дал мне через вас разрешение получить вознаграждение за мои труды. Но поскольку, несмотря на это, мне не хотелось самому пускаться в это рискованное предприятие и к тому же у меня под рукой был первоклассный эксперт в подобного рода делах, я предоставил синьору делла Кроче проделать черную работу! Вот почему мы здесь, а завтра утром достопочтенный собор Святого Марка получит третью часть, которую сам востребовал от сокровищ мессера Милионе — вот от них!

И с этими словами доктор внезапным движением высыпал на стол содержимое кожаного портфеля. Невольный крик вырвался у всех слушателей, а сквозь носовой платок верного Этьена просочился глухой стон. По скатерти, покрывавшей стол, струился поток света — красного, зеленого, синего, желтого, белого, и света, который отливал попеременно всеми оттенками красного, зеленого, синего, желтого и белого. Здесь были всевозможные драгоценные камни, из тех, которые и поныне заполняют витрины ювелирных магазинов, и камни, названий которых присутствовавшие не знали и которые, возможно, были забыты уже много веков назад. Здесь были жемчужины белее самой белой голубки, сапфиры и бриллианты, украшения из яшмы, которыми, по словам мессера Марко, славилась провинция Пеин; рубины, «такие, какие встречаются только в стране Балашан и которыми платят дань татарскому государю»; «халцедоны из страны Чиарчиан». Невольная дрожь пробрала присутствующих, когда они подумали об истории этих камней. Сквозь тьму ночей азиатского Средневековья, по рекам и через пустыни доставлялись они могущественному правителю татар; люди с раскосыми глазами и косматой бородой принимали их в качестве дани от имени Кублай-хана, взвешивали, проверяли их чистоту. Камни были свидетелями необузданных празднеств при дворе хана в Ксанду, где подданные хана, преклонив колени, опорожняли в его честь золотые ковши с кумысом. Потом камни оказались в руках неизвестного молодого человека из далекой Европы, который снискал дружбу государя; они совершили еще одно путешествие на крутобоком корабле вокруг всей Южной Азии, потом их снова везли через пустыни и реки в Венецию, а потом они шесть сотен лет пролежали под охраной голубей Святого Марка.

Графиня наконец оторвала взгляд от камней:

— Взгляните, синьор Донати! Взгляните! Ну разве они не великолепны?

У доктора вырвался легкий вздох. Ее первая мысль была обращена не к нему — к другому. Астролог важно кивнул головой.

— Они воистину великолепны, — пробормотал он. — Можно подумать, что перед тобой звездное небо!

Графиня поворошила драгоценности Кублай-хана.

— Они напоминают мне Хуанхэ и Янцзы, — отозвалась она. — Желтую и Голубую реки! Но только реки света, желтого и голубого!

Доктор прочистил горло:

— На мой взгляд, мы слишком долго остаемся под гостеприимным кровом синьора делла Кроче. Этьен, проверьте, надежно ли он связан — путы должны продержаться по крайней мере до завтрашнего утра! Продержатся? Отлично! Извините, синьор делла Кроче, но вам придется занять место Этьена в его камере. Похоже, это самое надежное хранилище во всем доме. Вы не проявили излишнего мягкосердечия, когда речь шла о том, чтобы упрятать ближнего в тесное и темное помещение, — теперь пеняйте на себя. Завтра вас освободят из заключения, но сделает это венецианская полиция, а если я не ошибаюсь, отношения у вас с ней не самые дружеские. Будет, конечно, весьма досадно, если вам придется поменять одну камеру на другую, но que voulez-vous? [16] В вашем ремесле не обходится без риска! Хочу вас предостеречь: не пытайтесь облегчить свое положение рассказом о том, что произошло в соборе Святого Марка, и попытками обвинить нас в том, что мы прибрали к рукам наследство Марко Поло. Это приведет лишь к тому, что вместо тюрьмы вас посадят в сумасшедший дом, потому что никто никогда не поверит вашему рассказу. Прощайте, сударь, и спасибо за приятное, хотя и несколько хлопотное знакомство!

16

Что вы хотите? (фр.)

4

Они вновь брели по темным ночным улочкам. Доктор снова галантно предложил руку графине, но теперь он не пытался развлекать свою даму. Он был молчалив. Он одержал необыкновенную победу, но казалось, радуется ей меньше, чем если бы выиграл в покер пять гульденов.

— Куда вы ведете нас, доктор?

Наконец он остановился у маленькой гостиницы. Графиня с изумлением обнаружила, что они очутились вблизи моста Риальто. А ей казалось, что они идут совсем в другом направлении. Но такова уж ночная Венеция.

— Час уже поздний, — сказал доктор. — Но с другой стороны, всем нам необходимо подкрепиться. А на мой взгляд, сегодняшний день достоин того, чтобы его отпраздновать!

Он несколько раз постучал дверным молотком. Дверь открыл заспанный ночной портье. Но увидев доктора, он тотчас стряхнул с себя сон.

— Все готово, — сказал он. — Минутку, я только разбужу Лоренцо. Добро пожаловать, синьора, добро пожаловать, господа.

Они вошли в гостиницу. В эту минуту часы в маленьком холле как раз пробили три. Графиня улыбнулась — это ночное пиршество показалось ей забавным, — но улыбнулась она астрологу, и доктор снова тихонько вздохнул. Ночной портье повел их в зал на втором этаже. На двери висела покрытая эмалью табличка с надписью sala da nozze e banchetti. [17] Стол был накрыт на четыре персоны: лангусты, холодные цыплята, салаты, блюда из яиц и шампанское. Все, включая Этьена, сели за стол, и сомелье Лоренцо с сонными, но лучистыми глазами начал разливать шампанское.

17

Свадебный и банкетный зал (итал.).