Тайна жемчужной леди
Шрифт:
Поэтому корона так печется о неприкосновенности родовых старейшин. А я не член семьи, не королева и герцогиня вряд ли добровольно распахнет мне объятия. Так что этот вариант исключаем полностью. Но и подходить к отвратительному следователю мне совершенно не хочется, да и странно это будет выглядеть после нашего столь «теплого» знакомства. Остался только один вариант, пусть Шныря подбросит Крис. А что? Подойдет похлопать по плечу бравого полицейского и обнимет разок невзначай. В данной ситуации, мне кажется, это наилучший выход. Я уже собиралась озвучить свою гениальную идею другу, как вдруг меня окликнули,
– …Кира, вы не против? – спросила леди Элиз.
– Что? Простите, слишком задумалась и пропустила вопрос, – я почувствовала себя неловко от собственной невнимательности.
Она понимающе улыбнулась и повторила:
– Я говорю, что хотела бы показать Крису библиотеку, он интересовался ею утром. Вы не против, если после обеда я заберу его у вас ненадолго?
Стыц тебе в кепочку. Вот и прогорел план по привлечению Криса. Придется уступить молодой герцогине и действовать самостоятельно.
– Конечно, о чем разговор, – любезно ответила я.
Остаток обеда я собирала всю свою силу воли в кулак, чтобы заставить себя подойти к Тэтчерду и не придушить его на месте. После трапезы великая герцогиня предложила гостям выпить кофе на террасе, а сама отправилась к прислуге с новыми указаниями. Крис и леди Элиз от кофе отказались и сразу ушли в библиотеку, а мы с Тэтчердом остались на террасе в сомнительно приятной компании друг друга. Я прилепила на лицо самую ослепительную из своих улыбок и с максимально доброжелательным видом подошла к следователю:
– Как вам здесь нравится? – спросила я, чтобы хоть как-то начать разговор.
Мужчина посмотрел на меня и нахмурился:
– Мисс Кирстон, вам плохо?
– С чего вы взяли? – удивилась я.
– Мне кажется, что у вас челюсть судорога свела, – серьезно проговорил он.
Моя улыбка тут же увяла. Ах, ты ж, бобик 4 казенный! Я ему тут улыбаюсь, а он обзывается! Держись Кира, ты должна быть доброжелательной. Его нельзя бить. И проклинать тоже нельзя. Во всяком случае, не сейчас.
4
Бобби – слэнговый синоним слова «полицейский» (англ. язык).
– Что вы, мне хорошо, – проскрипела я, – пожалуйста, зовите меня Кирой.
– Ладно, – коротко отозвался следователь.
– А вас? – уточнила я.
– Что меня? – не понял он.
– Вас как называть? – он специально меня дразнит что ли?
– Все называют мистер Тэтчерд, – он подошел к одной из колонн террасы, прислонился спиной и скрестил ноги.
– Но у Вас же есть имя. Я сказала вам свое, разрешила называть себя по имени, джентльмен бы сделал то же самое в ответ, – я нетерпеливо стала постукивать ножкой. Этот полицейский раздражал. Терпи Кира, терпи. Нет, ну что за чурбан.
– А с чего вы взяли, что я джентльмен? – усмехнулся он и сложил руки на груди, – и зачем вам так нужно знать мое имя?
– Затем, что хочу знать на кого писать заявление о домогательствах!– вскипела я, – и в том, что вы из себя представляете, я успела убедиться сегодня утром!
– И что же я из себя представляю? – осведомился он, нахально скалясь.
– Вы наглый безнравственный
Мысленно ругая себя последними словами за такую несдержанность и полный провал плана «А», я лихорадочно пыталась придумать план «Б». Но, к моему великому сожалению, ничего, кроме новых «лестных» слов в адрес мистера Тэтчерда, в голову не приходило. Он же, поняв, что я закончила свою обличительную речь, решил внести ясность:
– Во-первых, юная мисс, я никуда вас силой не тащил, – начал он, – Вы сами упали мне в руки. Или стоило дать вам свалиться на землю? Без сомнения вы оставили бы чудесную маленькую канавку в земле, проехавшись по ней своим очаровательным любопытным носиком. Во-вторых, предложение приятно провести время вместе я делал, приняв вас за дриаду. А мы оба знаем, что будь вы ею на самом деле, это не считалось бы неприличным, поскольку дриады, как и другие нимфы приветствуют такой образ жизни. И, в-третьих, мисс борец за нравственность, если вас так уж оскорбило мое предложение, что же вы сразу не сказали кто вы на самом деле? Раз уж я ошибся в природе вашего происхождения. Вы ведь не могли этого не понимать. И раз уж вы сомневаетесь в наличии у меня чести, я просто обязан защитить свой мундир и задать вам встречный вопрос. Считать ли мне ваше поведение умышленным сокрытием личности от представителя правопорядка?
Я стояла и молча хлопала глазами на следователя, возразить пока было нечего. Если с этой стороны посмотреть на ситуацию, действительно получалось, что в том, что позволила с собой так обращаться, я была виновата сама.
– Кстати, а чем вы занимались в тех зарослях, что так поспешно оттуда драпали? Уж не чем-нибудь противозаконным? – полюбопытствовал мужчина.
– Ну уж нет! – встала в позу я, тут уж не уступлю ни миллиметра – чтобы получить ответ на этот вопрос, вам придется меня допрашивать. Официально.
– Что ж, – вздохнул следователь, – к этому вопросу мы вернемся позже.
– Хорошо, – подумав, кивнула я, – вы правы. Я сама была виновата. Давайте считать это досадным недоразумением.
– Результат вашего «досадного недоразумения» сейчас сверкает синяками в некоторых, весьма нежных, непривыкших к такому грубому обращению, местах, – покачал головой Тэтчерд, – так, что за вами должок.
– Вы сами вынудили меня своим поведением. Я просто защищала свою добродетель! – воскликнула я.
– И, надо признать, весьма эффективно, – кивнул он, – однако факт остается фактом. Вы скрыли свою личность, намеренно ввели в заблуждение – это раз. Причинили тяжкие телесные повреждения – это два. Отказываетесь отвечать, что делали тех злосчастных кустах – это три. Оснований для привлечения вас к ответственности у меня более чем достаточно, юная мисс, – холодно подытожил полицейский.
– Какие еще тяжкие повреждения?! Да у вас максимум синяк! – возмутилась я.
– Иными словами вы только что признали, что действительно нанесли мне увечья и не опровергли, а, значит, подтвердили, остальные обвинения, – усмехнулся Тэтчер.