Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]
Шрифт:
Димка оказался один на один с нашим смертельным врагом. Старик сразу оценил обстановку, ухватился за верёвку, чтобы сбросить с себя петлю. Димка стал тянуть за лассо, старик не упирался, а, наоборот, шёл к Димке.
И началось! Димка отходил, старик к нему приближался! Димка пошёл быстрее, натягивая лассо, старик побежал. Тогда побежал и Димка, увлекая за собой, как быка на верёвке, этого вредного старикашку.
Так они бежали очень долго, и трудно было понять, кто же от кого спасается. Но Димка применил против старика неожиданный манёвр: на бегу он круто свернул в сторону и дёрнул изо всей силы за
Когда Лёвка заколотил кое-как дулом ружья колышек и выбрался из воронки, старик уже хрипел.
— Я, кажется, его задушил, — испугался Димка.
— Притворяется, гад! — не поверил Лёвка.
Для верности они протащили его ещё волоком по земле несколько шагов, и тогда Димка передал конец лассо Лёвке. Старик ещё дышал и бессмысленно хлопал глазами, но подняться не мог. Димка связал ему покрепче руки и ноги, и только тогда Лёвка ослабил лассо.
Ребята сели около пленника и стали его рассматривать. Старикашка оказался совсем маленьким и сухоньким, было удивительно, как такой дохлец мог убивать людей. Его заросшее седым жёстким волосом лицо напоминало чем-то мышиную мордочку: такие же круглые, чёрные глазки без бровей, рот вытянут трубкой, нижняя губа короче верхней.
— Ну и гадина, — удивился Лёвка. — Даже смотреть противно.
— А вот это видал? — Димка вытащил из патронов, которыми была заряжена двустволка старика, два жакана. — Один — для меня, другой — для тебя. Шёл на нас, как на медведя.
Тут они вспомнили, что может прийти Белотелов, и очень перепугались. С трудом перетащили врага в кусты, заткнули ему рот тряпкой, чтобы не закричал, и запросили у меня помощи: послали голубя с запиской.
Всего этого Белотелов, конечно, не мог знать, иначе он не стал бы так упорно от всего отпираться.
Мы уже напились с капитаном чаю, стенографистка перепечатала протокол. Капитан дал его прочитать Белотелову и в последний раз спросил:
— Значит, никакого отца у вас в Золотой долине нет?
— Я же сказал…
— Тогда подпишите свои показания.
Белотелов расписался, капитан положил бумагу в палку и говорит мне:
— Ну всё, Вася. Спасибо. Из тебя хороший бы следователь вышел.
Вдруг дверь распахнулась, в кабинет без всякого стука, запыхавшись, влетел Мишка Фриденсон и подал мне записку:
— Васька, тебе!
Я развернул её и прочитал:
Экстренно. В. Молокоедову.
Сообщаем, старика заарканили сегодня утром и стережём. Очень боимся, как бы не пришёл ему на выручку Генрих, то есть известный тебе подлец Белотелов. Срочно нужна подмога.
— С голубем прислали?
— Ага… — кивнул Мишка. — Я же тебе говорил!
— Пожалуйста, — протянул я записку капитану. — Экстренная голубеграмма.
Капитан пробежал глазами записку, радостно кивнул мне и протянул бумагу Белотелову. Тот тоже прочитал и упал на стул. Понял, что теперь не отпереться!
В Золотую долину срочно послали чекистов, и часа через три старика доставили в Острогорск.
Документы, найденные в пещере, и показания старика окончательно раскрыли тайну Золотой
Геолога Окунева и его маленькую партию уничтожил, конечно, Паппенгейм. Пока шла гражданская война, он всё сидел в Золотой долине и ждал, когда свергнут советскую власть, чтобы стать капиталистом. Этого он, конечно, не дождался и сбежал в Германию. А когда фашисты вторглись в нашу страну и подошли к Москве, этот кощей как-то пробрался через фронт и снова появился в Золотой долине.
А сынок его тем временем кончил в Ленинграде институт, затесался в геологи, торговал золотишком, какое у отца сохранилось, и мутил воду, то есть отводил всем глаза от Золотой долины.
Но мы втроём — Димка, Лёвка и я — всё-таки раскрыли это дело.
Когда к вечеру капитан снова зашёл ко мне, я пристал к нему с расспросами. Меня очень интересовало, успел ли Голенищев вызвать бомбардировщики и забрали его или нет?
— Только по секрету! — засмеялся капитан. — Об этом вообще-то мы не болтаем, но тебе могу сказать…
Оказывается, они сами дали возможность Голенищеву вызвать самолёты, но предупредили ближайшую нашу эскадрилью, чтобы она подготовилась встретить фашистских налётчиков. Немцы думали, что они летят бомбить беззащитный город, а им так дали прикурить, что из семи бомбардировщиков ушёл восвояси только один, да и то вряд ли дотянул до аэродрома.
А Голенищева сразу забрали и Пантюху тоже: он стоял в городском саду и всё ждал, когда же прилетят самолёты, чтобы бросить свою предательскую ракету.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Расплата за глупость. Тяжёлые переживания. Что можно увидеть из окна.
На второй день все в больнице вели себя очень странно. Больные о чём-то шептались, сёстры и врачи улыбались мне, но улыбались невесело, через силу, совсем не так, как накануне.
Забегала на несколько минут мама, посидела на кровати, погладила мою стриженую голову, вдруг поцеловала меня и, отвернув лицо, быстро вышла из палаты. Кажется, она заплакала, но не хотела показывать мне слёз.
Я понял, что от меня скрывают какую-то неприятность.
Так оно и было.
После тихого часа в палату ворвалась Белка и, не садясь, тихо спросила:
— Ты уже знаешь, Молокоед?
Я кивнул головой, надеясь развязать ей язык, и она сейчас же принялась болтать.
— Лёвку жалко, — всхлипнула она. — На него страшно даже смотреть: зелёный стал в одну ночь, а глаз так совсем не видно.