Тайна
Шрифт:
Якуб замолчал. В землянке снова наступила тишина. Никто не решался ее нарушить. Из глаз матери катились слезы.
— Ты, мама, — не торопясь продолжал Якуб, — пошли отцу хлеба да пригляди за Ферко. А Лацо отправь в город к Марковым, к тетке с дядей, чтобы и его не забрали, и помни: в случае чего — мы здесь, близко от тебя… Придет время, так и отца освободим и других, а от гардистов тогда и следа не останется.
Главкова доверчиво внимала каждому слову сына, но страх за мужа не покидал ее.
— А не убьют они отца? — спросила она с дрожью в голосе. — Ведь гардисты — чистые звери, с немецкими
Якуб ничего не ответил, только выпустил руку матери. Главкова лежала не шевелясь, стиснув зубы. Горькие мысли одолевали ее. Потом она подумала, что и Якубу нелегко, дотронулась до его лба, до волос, нащупала шрам, знакомый ей с незапамятных времен. Якуб тогда был совсем маленький. Как давно это было! Теперь сын стал взрослым, и она не всегда его понимает, но он по-прежнему ее мальчик. Разве не она вырвала его из объятий смерти, когда в деревне детей душил дифтерит? В тот год она отправила Якуба в город, к своей бездетной сестре. Он прожил там несколько лет, рос среди чужих и обучился у мастера ремеслу. А теперь туда же поедет Лацо. Вот и окажутся ее дети в разных местах, далеко друг от друга. Каждого ждет своя судьба. А нити их судеб ведут к ее материнскому сердцу, и что бы с ними ни случилось, оно всегда будет отзываться на все их горести и радости. Мать смутно сознавала, что жизнь ее сыновей отныне тесно переплетется с событиями в стране, но смысл их был для нее пока еще неясен, и поэтому они пугали ее. Как объяснить все это взрослому сыну?
— Ты веришь мне, мама? Наберешься терпения?
Пламя догоравшей свечки осветило лицо Якуба. Он напряженно ждал ответа.
«Он ведь тоже страдает, болеет душой за отца», — подумала мать и решительно сказала:
— Я верю тебе, сынок, верю. Только помни об отце.
В этот момент к Главковой подошел один из партизан. Он так сильно оброс и лицо у него так обветрилось, что трудно было догадаться, стар он или молод.
— Хороший у вас сын, — сказал он. — Родителей любит и свою родину любит. Верьте ему, мать, как верим мы.
Главкову со всех сторон обступили люди, их было много — старики и молодежь, у всех ружья за плечами. Она приподнялась, закусив от боли губы, потом встала и растерянно посмотрела на сына.
— Ну, я поплетусь домой, а вы… дай вам бог счастья, дай вам бог всегда быть на верном пути, — прошептала она.
Глава III. Зузка
Мать последовала совету Якуба: отправила Лацо к своей сестре в Жилину. Тетя Тереза, встретившая племянника на вокзале, ворчливо, без особой радости, поздоровалась с ним. Еще бы — поезд опоздал на целый час и она промерзла до мозга костей. По дороге домой тетка так быстро шагала, что Лацо с чемоданчиком едва поспевал за ней.
Все удивляло Лацо в незнакомом городе: широкие улицы, по которым мчались автомобили и понуро брели лошади, постукивая копытами по мостовой, каменные дома, витрины. Лацо с любопытством поглядывал на свою тетку: маленькая, кругленькая, глаза у нее сердитые, а лоб низкий. Похожа на маму, только гораздо толще и ниже ростом. Можно подумать, что это мама стоит перед кривым зеркалом, Лацо однажды видел такое на ярмарке. Просто страх, как оно уродовало людей.
В
Дядя Иозеф сидел в кухне и слушал радио.
— А, вот и вы! Здорово, Лацко! Нос у тебя покраснел, видно, на улице недурной морозец, а?
Мальчик, робко потирая озябшие руки, сел на краешек пула.
— Есть хочешь?
Лацо отрицательно покачал головой. Ему было не по себе. Дядя разглядывал мальчика так пристально, будто собирался распотрошить его, как куклу, и посмотреть, что там у него внутри.
— Когда обещают выпустить отца? — допытывался дядя.
— Нам ничего не сказали.
— Угу, — невнятно промычал дядя.
Тетя разогревала на плите кофе и вздыхала:
— Вот беда, господи боже!
Дядя подсел ближе к Лацо.
— А о Якубе что слыхать? — спросил он, глядя в упор на мальчика.
— Ничего, — прошептал Лацо и залился густым румянцем.
— Бедная Ганка, каково ей там одной! До смерти ведь намучается, — причитала тетка.
— Намучается — не намучается, а хорошо, что мальчишку к нам прислала. По крайней мере, о глупостях думать не будет. — Дядя снова повернулся к Лацо: — Школа близко, все ребята из нашего дома ходят туда. Ну, остальное сам увидишь. Занимайся прилежно и слушайся учителей. В школе не болтай о том, что отец сидит в тюрьме. Им до этого нет дела, а к нам полиция может придраться.
— Но отец ведь никому зла не причинил, его зря посадили! — поспешно сказал Лацо.
— Замолчи! — рассердился дядя. — Не твоего ума дело, и нечего рассуждать. Ты знай одно: учись и слушайся старших… По улицам не бегай, играй лучше во дворе, да стекол смотри не бей, а то нам платить за тебя нечем.
Дядя вскочил и в раздражении зашагал взад и вперед. Лацо никак не мог взять в толк, чем он так его прогневил.
Тетя Тереза принесла горячего кофе и ласково стала уговаривать мальчика поесть. А когда он поел, тетя сказала:
— Сейчас я тебе покажу, куда убрать вещи. А спать будешь в кухне, на раскладушке. Там до тебя спал Якуб.
Лацо вынул из своего сундучка белье. Под бельем, на самом дне, лежали перчатки, которые мама связала для сестры. Тетя натянула одну перчатку на руку и залюбовалась.
— Ловкая наша Ганка, а вот мается на белом свете, видно господь бог ее невзлюбил.
Лацо вступился за мать:
— Маму все любят — и свои, и соседи.
— Ладно, не петушись, я ведь только к слову сказала.
В дверь позвонили. Тетя открыла, и в квартиру Марковых вошел какой-то человек, видимо рабочий. Под мышкой он нес парусиновый портфель, из которого торчали инструменты.
— Добрый день! У нас была срочная работа, пан Марко, задержали в мастерской. Если позволите, я завтра починю кран в прачечной.
— Хорошо, хорошо, пан Сернка, входите. У нас гость — братишка Якуба. Помните, того самого, что с вами работал. Он будет ходить в школу вместе с вашей Зузкой.
Сернка дружелюбно взглянул на Лацо и весело подмигнул ему: