Тайна
Шрифт:
Вдруг от толпы ребят отделился Иван. Он дружелюбно подмигнул Лацо, кивнув в сторону Ланцуха. Потом Иван обнял своего нового приятеля за плечи и потащил в дальний угол.
— Ондра — мой товарищ, — прошептал он на ухо Лацо. — Директор к нему придрался, потому что…
Он не договорил, видимо сомневаясь, можно ли открыть Лацо причину гнева директора, но мгновение спустя снова зашептал:
— Ланцух живет возле нас. У его родителей мясная лавка. Мама говорит, что они здорово нажились на поставках мяса армии. Его отец считается у гардистов большим
— Где там! У нас в семье нет гардистов. А твой отец в гарде? — спросил Лацо.
Иван презрительно улыбнулся.
— Нет и никогда не будет, — гордо ответил он.
Снова пронзительно зазвенел звонок, и дети устремились в классы, обгоняя и толкая друг друга в узких дверях.
На следующем уроке была арифметика. Лицо у учителя было бледное, сосредоточенное. Он ни одним словом не обмолвился о том, что случилось во время предыдущего урока, и, не обращая внимания на перешептывания за его спиной, взял мел и стал писать на доске цифры.
Сейчас Лацо почувствовал себя более уверенно. Арифметики он не боялся, у него всегда по ней были единицы [4] . В Вербовом, когда Лацо еще был маленьким, его часто посылали в кооперативную лавочку за продуктами. Тогда там был продавцом дядя Матуш, который теперь работает у трактирщика. Дядя Матуш иногда проверял его по устному счету и всегда хвалил.
Если бы Лацо вызвали, он легко решил бы задачу, но его не вызвали. Какой-то мальчик стоял уже у доски. Он крошил в пальцах мел и растерянно повторял:
4
В чехословацкой школе единица — высшая отметка, пятерка низшая.
— …Пятнадцать… будет пятнадцать…
Учитель не торопил мальчика, напротив — всячески старался ободрить его.
Теперь школа уже не казалась Лацо такой страшной, как утром. Глядя на Ивана, склонившегося над задачей, Лацо с радостью думал о том, что у него будут хорошие товарищи — Иван, Зузка, да и другие. Он постарается получше учиться. И ему больше не будет так грустно.
Зузка ждала Лацо у ворот школы. Еще издали завидев его, она приветственно помахала рукой.
— Понравилась тебе наша школа? — спросила она с любопытством.
— Да, вроде ничего, — уклончиво ответил Лацо; он высматривал Ивана в толпе ребят — они условились вместе идти домой.
Зузка дернула Лацо за рукав и шепотом сказала:
— Это верно, что Стременя прогнали домой?
— Да.
— А почему?
Лацо колебался. Ну как объяснить ей, чего хотел директор? Ведь заявил же он, будто родину Зузки — Советский Союз — уничтожат. Зачем пугать девчонку? Лацо тоже сдрейфил бы, если бы ему сказали, что его родную деревню сотрут с лица земли. Не отвечая на ее вопрос, Лацо в свою очередь спросил:
— Ты знаешь Ланцуха из нашего класса?
— Знаю. Раньше мы покупали мясо
— Ничего, я просто так… Зузка, ты родилась в Советском Союзе, скажи: они сильные?
— Кто? — удивилась девочка.
— Русские, конечно.
— Будто не знаешь? Они сильнее всех на свете и никого не боятся.
— А гитлеровцы вместе с гардистами их не одолеют?
— Какая ерунда! Спроси-ка моего папку, он тебе объяснит. А твой отец разве иначе думает?
— Мой отец терпеть не может гардистов, но со мной он никогда об этом не говорил. — Мальчик покраснел, застыдившись того, что отец ему так мало доверяет. — А теперь он в тюрьме.
Зузка вздрогнула от неожиданности и даже перестала теребить косичку.
— Ты смотри никому не рассказывай, а то подведешь моих родных.
Зузка понимающе кивнула.
Шел густой, мягкий снег. Пушистые белые хлопья медленно кружились в воздухе, садились на пальто прохожих, устилали мостовую и там вскоре превращались в жидкую кашицу. Зузка протянула ладонь, поймала маленькую снежную звездочку, которая тотчас же растаяла; на руке у девочки осталась только блестящая капелька.
Дети подняли воротники и не спеша вышли из ворот школы. На стенах домов были налеплены большие плакаты с изображением какого-то толстого священника. В одном месте, на пустом пространстве между двумя такими плакатами, кто-то вывел крупными буквами: «ДОЛОЙ ФАШИЗМ!» Возле суетились два дюжих полицейских. Дети остановились, и Зузка прочла надпись вслух.
Один из полицейских замахнулся на нее дубинкой:
— Нашлась умница! А ну-ка, проходите, пока я вам ребра не переломал!
Другой полицейский примирительно заметил:
— Не воевать же нам с детьми. Их учат читать, вот они и читают.
Дети быстро отбежали прочь, спрятались в подъезде соседнего дома. Подождав немного, Зузка не вытерпела и выглянула на улицу. Полицейские замазывали лозунг известкой, а люди, проходя мимо, посмеивались.
— Видишь, взрослых они не трогают, только на нас кидаются! — воскликнула Зузка и потащила Лацо обратно в подъезд.
Здесь она отворила какую-то дверцу. Загорелся свет. Дети очутились в маленькой, напоминавшей клетку кабинке без окон. У задней стены стояла лавочка, а над ней висело зеркало. Зузка захлопнула дверцу и пояснила:
— Это лифт. Он испорчен, и мы можем здесь сидеть сколько угодно. Никто нас не найдет.
Лацо не знал, что такое лифт, но, занятый своими мыслями, не стал расспрашивать.
Разговор начала Зузка:
— Ты хорошо знаешь Стременя?
— Нет. Ведь его же прогнали с первого урока.
Лацо решил, что теперь Зузка может узнать, чего требовал директор от Ондры, и рассказал ей о случившемся.
Внимательно выслушав, Зузка заметила:
— Я хорошо знаю Стременя. Его отец уже два года сидит в тюрьме, он коммунист. Поэтому Ондра и не согласился отвечать, как приказывал директор.