Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

Холланд Том

Они лежали обнявшись, обнаженные и бледные.

Мэри застонала, когда моя тень легла на нее, и повернулась во сне, Шелли тоже зашевелился и повернулся лицом и грудью в мою сторону. Я стоял подле него. Как он был прекрасен! Подобно отцу, поглаживающему щеки спящей дочери, я пробежался по его мыслям. Они были очаровательными и странными. Мне никогда еще не доводилось встречать такого смертного. Он говорил о желании познать секрет власти, власти мира, лежащего за пределами человеческого сознания, и я знал, что Шелли достоин этого. Этим вечером внизу, в гостиной, я дал ему возможность увидеть мельком то, что лежит за пределами этой жизни. И все же я мог дать ему значительно больше,

я мог создать его в собственном воображении, я мог дать ему вечную жизнь.

Внезапно я ощутил отчаянное страдание. Как страстно я желал иметь спутника, такого же, как я, которого бы любил. Да, мы были бы вампирами, это правда, отрезанными от всего остального мира, но не жалкими и одинокими, каким я был сейчас. Я склонился над спящим Шелли. И не было греха в том, чтобы сделать его таким же, как я сам. Я даровал бы ему другую жизнь, а жизнь была даром Божьим. Я положил руку ему на грудь. Его сердце билось, готовое раскрыться моему поцелую. Нет. Я бы создал не раба, не монстра, а любовника на все времена. Нет. Не ошибка, не грех. Я пробежал пальцами по груди Шелли.

Он не пошевелился, но Мэри снова застонала, словно пытаясь пробудиться от какого-то кошмара. Я взглянул на нее, затем на Шелли и медленно отвел губы от его груди.

Паша смотрел на меня. Он стоял у двери, закутанный в черный плащ, его бледное лицо было бесстрастным. Его глаза, подобно свету, пронзили мою душу. Он отвернулся и исчез. Я поднялся с постели Шелли и, крадучись, последовал за пашой.

Но он исчез. Дом казался пустым, даже в воздухе не осталось запаха, свидетельствовавшего о присутствии постороннего. Хлопнула дверь, я услышал, как сквозняк промчался по коридору. Я поспешил вслед за ним. Дверь в конце коридора хлопала при порывах ветра. За ней был сад. Я вышел из дома в поисках своей жертвы. Буря не утихала, стояла непроницаемая тьма. Вдруг вспышка молнии сверкнула над вершинами, осветив чей-то темный силуэт на фоне волн озера. Я полетел вслед за ветром и опустился на берег. Когда я приблизился к призраку, он взглянул на меня. Его лицо имело тот же желтый оттенок, и все черты казались более жестокими, чем в жизни. Но это был он. Никакого сомнения!

— Из каких глубин ада, из какой невообразимой бездны ты вернулся?

Паша улыбнулся, но ничего не сказал.

— Будь ты проклят, проклят навеки! Зачем ты появился здесь?..

Я подумал о Шелли, спящем в доме.

— Неужели ты хочешь отказать мне в спутнике? Неужели я не могу сделать то, что сделал со мной ты?

Улыбка паши стала шире. Его желтые зубы были отвратительны. Гнев, такой же яростный, как ветер, толкнул меня вперед. Я схватил пашу за горло.

— Помни,— прошипел я,— что я твое создание. Всюду я вижу блаженство, недоступное мне одному. Я был человеком, а ты сделал из меня дьявола. Не смей насмехаться надо мной за то, что я страстно желаю найти счастье, и не пытайся мешать мне в этом.

Паша продолжал ухмыляться, оскалив зубы. Я усилил хватку.

— Оставь меня,— прошептал я,— ты мой создатель и потому — мой вечный враг.

Шея паши затрещала под моим натиском. Его голова откинулась, и кровь из горла брызнула на мои руки. Я бросил тело на землю. Когда я взглянул на него, то увидел, что у паши лицо Шелли. Я склонился над ним Тело медленно потянулось ко мне. Оно поцеловало меня в губы. Когда оно открыло рот, вместо языка у него оказался червь — мягкий и жирный. Я отпрянул назад. И понял, что целую зубы черепа.

Я отвернулся, а когда снова посмотрел вниз, то увидел, что труп исчез. Я услышал дикий смех, раздававшийся в самых глубинах моего сознания. Я начал озираться по сторонам. Я был один на берегу озера, но смех звучал

все громче, пока не стал отдаваться эхом на озере и в горах,— мне показалось, что сейчас он оглушит меня. Достигнув наивысшей силы, он умолк, и в этот самый момент стекла балконных окон разбились, двери под порывом ветра распахнулись, а книги и бумаги были подхвачены бурей. Подобно нашествию насекомых, они разлетелись по лужайкам и по берегу, где я стоял, паря в воздухе и приземляясь вокруг меня, увязая в грязи или медленно погружаясь в воды озера. Я поднял намокшую книгу, которая лежала у моих ног, и прочел название: «Гальванизм и принципы человеческой жизни». Я вспомнил, что читал такое название в башне паши. Я собрал другие книги и листы — остатки библиотеки, которую взял с собой,— и сбросил их в кучу на берегу. Когда шторм стих, я разжег огонь. Вяло и неохотно разгорался этот погребальный костер. Когда взошло солнце, его приветствовал черный дым, стелющийся по поверхности озера.

Лорд Байрон замолчал. Ребекка пристально посмотрела на него.

— Я не понимаю,— сказала она.

Лорд Байрон прикрыл глаза.

— Я чувствовал себя осмеянным,— тихо произнес он.

— Осмеянным?

— Да. Мои надежды, они были чьей-то насмешкой.

Ребекка нахмурилась.

— Вы имеете в виду ваши поиски принципа жизни?

— Вы понимаете,— лорд Байрон с горечью улыбнулся,— как пусто, как мелодраматично должны всегда звучать подобные слова?

Он покачал головой.

— И все же я думал, что получил свободу. Я был вампиром.

Стоя на берегу тем утром и наблюдая, как ветер разносит пепел погребального костра из моих книг, я не чувствовал ничего, кроме бессилия. Я обладал великими возможностями, но я знал теперь, что существует некто, кто обладает более мощными силами, которые все еще недоступны для нас, а самыми неизмеримыми силами обладала вселенная. Как я мог осмелиться искать искру жизни? Это было безнадежное честолюбие — честолюбие, более подходящее для какого-нибудь готического рассказа или для научной фантастики.

Лорд Байрон остановился. Его губы растянулись в улыбке.

— И поэтому моя ненависть к паше, моему создателю, которого, как оказалось, я не смог уничтожить, разгорелась еще яростнее, чем прежде. Я страстно желал развязки, решающей схватки. Но паша, как истинный бог, теперь оказался скрытым от меня.

Меня вновь начало грызть беспокойство. Я думал уехать в Италию, но мое нежелание расстаться с Шелли было слишком велико, и мы продолжали наши совместные прогулки по озеру. Я все еще хотел его, хотел дать ему свою кровь, сделать его принцем вампиров, каковым был и я, но я не хотел навязывать ему такую судьбу. Моя ненависть к паше была для меня предостережением: получить то же, что и он,— вечную ненависть того, кого ты создал. Поэтому я искушал Шелли, намекая ему о том, что могу ему дать, нашептывая ему темные тайны и необычайные возможности. Неужели Шелли понимал? Возможно — да, возможно,— уже тогда он все понял. Однажды произошло вот что. Мы катались в лодке по озеру. Налетел шторм. И наш руль оказался сломанным. Мы уже начали погружаться. Я скинул с себя жакет, но Шелли продолжал спокойно смотреть на меня.

— Вы знаете,— сказал он,— я не умею плавать.

— Тогда позвольте мне спасти вас,— выкрикнул я, протягивая ему руки, но Шелли отпрянул.

— Я боюсь получать какие бы то ни было подарки жизни от вас,— сказал он.

— Но вы утонете.

— Это лучше, чем...

— Чем что? — Я невольно улыбнулся.— Чем что, Шелли? Чем жизнь?

Он ухватился за борта лодки, затем поднял глаза и посмотрел на меня.

— Я боюсь,— сказал он,— что меня начнет затягивать все глубже и глубже.