Тайная история Марии Магдалины
Шрифт:
Петр начал было говорить:
— Сеятель должен подготовить свою почву…
Иисус рассмеялся.
— Сразу видно, что ты рыбак и ничего не смыслишь в крестьянском труде. Кто-нибудь здесь был земледельцем?
Зилот, братья-мытари, братья-рыбаки, ученик книжника, придворная дама, художник по фрескам и Мария, знавшая лишь домашнее хозяйство, — все покачали головой.
— Ну надо же! Собрать в Галилее такую компанию, и чтобы в ней не было ни одного пахаря! — Иисус улыбнулся. — Ладно, слушайте, что я имел в виду. Семя — это слово Божие. Оно может упасть на каменистую почву, то есть на землю, которая враждебна к нему, или Сатана будет
Иисус помолчал.
— Но есть четвертое место, куда может упасть Слово. Оно может упасть на почву добрую, и всходы на ней будут обильны. Когда мы сеем, мы лишь стараемся разбросать семена как можно шире, но на какую почву упадут они, нам неведомо. Постарались вы хорошо, я горжусь вами. И пусть теперь Господь позаботится о всходах. Видите эти ячменные поля? — продолжал Иисус. — Сейчас они голые, но во время сбора урожая будут полны налившихся белым зерном колосьев. Вы помогли мне сеять, понадобитесь и когда придет время жатвы.
— Ты хочешь, чтобы мы собирали зерно? — Петр был разочарован.
— Не зерно, но души, — пояснил Иисус. — Но гляньте, видите людей на дальнем конце полей? Они готовятся к Суккоту. [51] Давайте устроим здесь свой шалаш и проведем праздник с ними. — он посмотрел на учеников с любовью, — Но сначала вернемся к Иордану. Нужно еще кое-что сделать.
Иисус повернулся и повел их к поросшему тростником берегу реки. Без подпитки зимними дождями и тающими весенними снегами река обмелела, и вода в русле стояла низко. Он велел им спуститься по крутому откосу к самой кромке, а когда они встали бок о бок, Иисус наклонился и зачерпнул в ладони пригоршню воды.
51
Суккот — еврейский праздник кушей, продолжающийся девять дней. Он сопровождается особой литургией, шествиями и трапезами в специально построенном легком шалаше.
— Иоанн крестил в Иордане крещением покаяния. Я не крещу никого, но позднее, как вы увидите, буду крестить огнем. Сейчас вы должны окрестить друг друга, не в покаянии, но в братстве и сестринстве — хотя для тех, кто следует за мной, нет ни женщины, ни мужчины, ни раба, ни свободного, ни эллина, ни иудея.
Ученики переглянулись, потому что ни рабов, ни эллинов в их сообществе все равно не было. Или это только пока?
— Иоанн, возьми пригоршню воды и полей ее на голову одного из твоих братьев или сестер, — велел Иисус.
Иоанн наклонился к реке, потом повернулся; вода струилась меж его пальцев, когда он попытался выбрать кого-нибудь. Он поднял руки над головой Марии, и она почувствовала, как льется на нее холодная вода, и услышала слова Иоанна:
— Узами водного крещения мы связываем себя с Иисусом и друг с другом.
Вода тонкими струйками еще стекала по ее лицу, а она уже зачерпнула воды Иордана и полила на голову Иоанны со словами:
— Сим присягаем мы Иисусу и друг другу.
Один за другим, по цепочке обряд повторялся другими учениками. Произносимые слова немного разнились, но суть их оставалась
— Кто мои братья и сестры? — вопросил он. — Все вы мои сестры и братья!
А мимо них потемневшие в меркнущем свете, уже не мутно-зеленые, а бурые текли и текли воды Иордана.
Глава 42
На праздник кущей все жители Израиля должны были на семь дней покинуть свои надежные дома и жить в шалашах из пальмовых и ивовых ветвей, называемых кущами, в память о предках, ютившихся в шатрах во время странствий по пустыне с Моисеем. То был веселый праздник, наступавший после сбора урожая оливок и фиников, как раз перед зимними дождями. На основании оставленных Моисеем указаний книжники определили, какими именно должны быть эти строения — отдельно стоящим, временным убежищем, имевшим не меньше трех стен и определенную высоту. И чтобы крыша кущей позволяла видеть небо и звезды. Обстановка для таких жилищ предписывалась самая скромная, жить же в них надлежало полных семь дней, пока не пойдут ливни. Внутри шалаши украшали листьями и фруктами.
Правда, даже в вопросе о шалашах между иудеями не было единодушия. Саддукеи, которые верили исключительно в написанный Закон, говорили, что для постройки самого шалаша необходимо использовать лимон и мирт, пальму и иву. Фарисеи, утверждавшие, что помимо письменной есть еще и устная традиция, заявляли, будто эти растения должны применяться только для церемониального покрытия. Последователи этих школ принципиально не ставили кущи рядом друг с другом.
— И все-таки, учитель, какими должны быть кущи? — спросил Иуда. — Что использовать, ветви или прутья?
— А почему бы не то и другое? — промолвил после недолгого раздумья Иисус. — В конце концов, все, что годится как строительный материал, может быть использовано. А что не положено, никто и так не возьмет: не станем же мы возводить шалаши из кипариса.
Холмы, окружавшие Вифсаиду, изобиловали деревьями и кустами. так что ученики разбрелись по склонам, собирая сучья и ветки. Вокруг было полно народу, собиравшего мирт и пальму, — люди перекликались, аукали, молодежь смеялась, парни заигрывали с девушками. Если на открытой местности зелень давно пожухла под палящим летним солнцем, то в лесу царила прохлада, и над головами Марии и ее спутников шелестели зеленые кроны тополей и дубов.
Веселые, беззаботные голоса юношей и девушек всколыхнули в ее сердце грусть.
«Неужели, — подумала она, — эти забавы уже не для меня? Все осталось позади навсегда, а ведь мне еще нет тридцати. Как быстро пролетела жизнь!»
В следующий момент Мария уже укоряла себя за слабость. Почти тридцать — это уже не юность. Многие в этом возрасте уже овдовели и живут одними воспоминаниями.
Но Иисус… Она бросила взгляд на своих спутников, ломавших прутья. Может ли он… смотрит ли он на меня иначе, чем на них?
И что это значит, если так? Я смотрю на него не так, как на любого другого мужчину из тех, кого знала, но от этого он не перестает быть мужчиной.
Когда-нибудь он женится. Он должен. Ему нужна спутница.
Ее руки перестали двигаться и собирать ветки. Небо словно завертелось вокруг нее.
«Почему я вообще думаю об этом? — мысленно крикнула Мария, — Я должна прекратить это. Это неправильно!»
«А что тут неправильного?» — прозвучал на задворках сознания тихий, вкрадчивый голос.