Тайная Миссия

Хорвуд Уильям

Он мой сводный брат, и в мире нет более храброго, более справедливого, более стойкого крота, чем он. Найди его, расскажи обо всем, и он научит тебя внимать Безмолвию Камня.

Поддерживаемый Спиндлом, Триффан говорил с трудом, хотя голос его звучал уверенно.

— Но если, — запинаясь продолжал он совсем тихо, — если мы туда не доберемся… если ты нас больше не увидишь, передай Комфри, что я любил его. Скажи, пусть за меня он коснется Камня. Там покоятся мои родители, и я бы сам должен был выполнить древний обычай —

прочесть благодарственную молитву и дотронуться до Камня.

Ни Алдер, ни Спиндл не нашлись, что сказать в ответ.

— Данктонский Лес! — наконец проговорил Алдер. — Я слышал об этой системе. Она еще не взята.

— И никогда не будет. Но даже если бы это и случилось, и тогда вера в Камень там не умрет. Она будет светить всем, жаждущим веры; она станет путеводною звездою, и эту звезду когда-нибудь увидит мир. Ну как, Алдер? Согласен ты передать мои слова Комфри, если ты доберешься туда, а мы — нет? Выполнишь ли мое поручение?

— Ты сделаешь это прежде меня! — прошептал Алдер.

— Но если нет… Если все же нет, то передай Комфри: его имя было у меня на устах, когда я входил в страшное место, именуемое Помойной Ямой.

— Пока я не знаю, как молиться вашему Камню, но я научусь и буду молиться за тебя и спутника твоего, Спиндла.

Подошли новые охранники. Они повели Триффана со Спиндлом уходившим вверх тоннелем, темным и узким, откуда несло зловонием и страхом, и Алдер вскоре перестал их видеть.

Глава тринадцатая

Путь был извилист, повороты следовали один за другим, а зловоние временами становилось таким удушливым, что пленники, возможно, попытались бы повернуть назад, если бы не слышали за спиною тяжелую поступь и громыханье могучих когтей грайков.

Вскоре, однако, длинный тоннель резко повернул, и они оказались в глубоком темном помещении с единственным отвесным выходом — шахтой-колодцем, уходящим наверх; оттуда проникал тусклый свет. То и дело его заслоняли какие-то тени: видимо, это были те самые патрульные, от которых их предостерегал Алдер.

В дальнем конце помещения стояла огромная каменная глыба, а перед нею, нагло развалясь, сидел отталкивающего вида, весь в прыщах и болячках, крот. Вся морда его была изъедена какой-то болезнью, отчего глаза казались необычно большими, а рот растянут в застывшей болезненной гримасе. Не говоря ни слова, он встал, подошел к ним вплотную, оглядел их и злорадно пробормотал что-то себе под нос. Потом отвернулся, подошел к шахте и окликнул патрульных. Тут же два огромных грайка с изношенными грязными когтями спустились вниз.

— Новые уборщики, — бросил прыщавый.

— Всего два? — спросил один из грайков.

— Ага. Жаль, что не бабы. Ну, сейчас вас там примут как надо, отродье вы этакое.

Триффан со Спиндлом стояли молча.

— Ладно, теперь слушай, — сказал прыщавый и указал на каменную

глыбу: — Как мы ее откатим — сразу входи. Не пойдешь — прикончим на месте, усвоил?

Триффан кивнул.

— И твой напарник усвоил? Не пройдешь — прихлопнем, как муху.

Спиндл тоже торопливо закивал: от страха его бока часто вздымались и опадали.

— Давай, откатывай! — проронил второй.

Глыбу откатили, и за нею открылся тоннель, откуда потянуло влажным сладковатым смрадом, как от падали.

— Приготовились? Ну, пошли!

Один из грайков ухватил Триффана за плечо и с силой толкнул вперед, другой пнул Спиндла. Как бы ни был силен инстинкт самосохранения, не позволявший кротам войти в нору, где сам воздух был насыщен заразой, они никак не могли воспротивиться. Кувыркаясь, наталкиваясь друг на друга, они полетели в тоннель, и раньше, чем успели что-либо сообразить, каменный блок стал на прежнее место, а они оказались в густом полумраке наедине со своими страхами. Лишь тошнотворный смрад, мрак и дуновение смерти.

Что есть зло, когда оно невидимо? Что такое ужас, если ты не знаешь, чем он вызван? Как назвать то ощущение опасности, которое вдруг без видимой причины возникает у крота в тоннеле? Все это можно выразить одним коротким словом — страх.

Страх, который пробирает до костей, который заставляет крота сжиматься в комок и припадать к земле, словно она единственное его спасение. Этот страх изгоняет из его сердца все самое дорогое, все, ради чего стоит жить: память о теплой летней ночи, о сочувствии друзей, вытравляет мечты и желания, которые приносит весна…

Именно такой страх охватил тогда Спиндла. Даже Триффан ощутил его ледяное дыхание. Однако через малое время им удалось овладеть собой, хотя они все еще плотно прижимались к земле. Впереди был виден слабый и свет, и оттуда доносилось эхо, как бывает, когда объем подземного помещения становится больше. Они двинулись в том направлении, и тут же в полумраке перед ними мелькнула какая-то тень. Мелькнула — и исчезла. Несмотря на слабость, Триффан инстинктивно выдвинулся вперед, закрывая собою Спиндла, и затаился, готовый отразить нападение. Вообще-то, кротам-писцам не рекомендуется драться, но Триффан, помимо всего прочего, во время своего путешествия с Босвеллом понял, что если хочешь себя сберечь, то самое важное — никогда не показывать страха.

Полумрак не рассеивался, и зловоние ничуть не уменьшалось. Воздух был настолько едким, что слезились глаза. Разглядеть что-либо или кого-либо, если там впереди действительно кто-то был, казалось почти невозможным. Однако зрение не обмануло Триффана: Спиндл толкнул его в бок, — на этот раз оба услышали шорох и затем царапанье когтей по полу.

— Он за нами следит, — прошептал Спиндл.

Стараясь не дышать, они подождали еще немного.

Потом Триффан сделал шаг вперед и сказал: