Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм.

Костырченко Г. В.

«Зав. кафедрой факультетской терапии профессора Виноградова В.Н. освободить от занимаемой должности с 5 ноября 1952 г. как не явившегося на работу».

А ведь еще 21 октября в стенах этого института проходило чествование Виноградова по случаю его 70-летия и 45-летия врачебной и научной деятельности.

СТАЛИНСКАЯ РЕЖИССУРА ПРЕДПОЛАГАЕТ ШПИОНАЖ И ТЕРРОР.

Однако, несмотря на столь энергичные меры, следствие продвигалось медленно и, самое главное, не совсем в том направлении, в котором хотелось бы Сталину. К тому же вождя раздражал нерешительный шеф госбезопасности Игнатьев с его мышлением заскорузлого партаппаратчика и особенно возмущали попытки этого перестраховщика постоянно информировать обо всем Маленкова и других своих покровителей в ЦК, которые в глубине души были отнюдь не в восторге от безумной авантюры хозяина с арестом кремлевских врачей, справедливо опасаясь того, что следующими его жертвами могут стать они сами.

Подобные настроения в верхах не могли

не оказать влияние и на Рюмина, который с оглядкой на них несколько поумерил свой служебный пыл. Наученный горьким опытом Ягоды, Ежова и Абакумова, он отнюдь не спешил оказаться в положении мавра, сделавшего свое дело (да и очевидно было, что одряхлевший «хозяин» протянет недолго), и потому по возможности стал спускать расследование «врачебного заговора» на тормозах. Ко всему прочему, обладая небогатой фантазией, Рюмин в этом расследовании не шел дальше примитивных обвинений арестованных во вредительском лечении, Сталин же, напротив, придавал «делу врачей» огромное политическое значение. Очень похоже было на то, что его постоянно рефлектирующее больное воображение моделировало всевозможные злокозненные происки против собственной персоны с участием ближайших вероломных соратников и вездесущей агентуры иностранных разведок. Вполне может быть, что ему мерещились придворные заговоры наподобие того, что он «вскрыл» в 1938 году, когда организовал открытый процесс по делу о так называемом антисоветском правотроцкистском блоке. Тогда в качестве руководителей этой мифической подпольной организации предстали перед судьями бывшие члены высшего руководства партии и государства, в том числе Бухарин, Рыков, нарком внутренних дел Ягода. Как гласило обвинительное заключение, целями этих людей были свержение с помощью шпионских служб Запада существовавшего в СССР режима, реставрация капитализма и расчленение страны. На реализацию этих задач и были якобы направлены все помыслы и действия подсудимых до ареста. Ягода, скажем, по сценарию организаторов показательного процесса, с помощью «врачей-отравителей» Л.Г. Левина, работавшего консультантом Кремлевской больницы, И.Н. Казакова, директора Института обмена веществ и эндокринных расстройств и Д.Д. Плетнева [1421] , профессора Института функциональной диагностики, осуществил «злодейское умерщвление» писателя А.М. Горького, его сына М.А. Пешкова, а также видных советских государственных деятелей — В.Р. Менжинского и В.В. Куйбышева.

1421

Чтобы деморализовать профессора Плетнева, 8 июня 1937 г. в «Правде» была помещена статья без подписи под заголовком «Профессор — насильник, садист». В ней говорилось о том, что три года назад во время осмотра гражданки Б., которая обратилась к Плетневу по поводу перенесенного тифа, произошел дикий случай: профессор неожиданно укусил пациентку за грудь, отчего у нее развился хронический мастит, и она, «лишившись трудоспособности, стала инвалидом в результате раны и тяжкого душевного потрясения». Провокационная статья вызвала поток гневных откликов трудящихся, а также всколыхнула медицинскую общественность, заклеймившую «варварский» поступок своего коллеги. Среди обвинителей Плетнева оказались В.Ф. Зеленин, Б.Б. Коган, Э.М. Гельштейн, М.С. Вовси и другие авторитетные медики, арестованные через 15 лет по «делу врачей». Неблаговидную роль в судьбе Плетнева сыграл и его ученик В.Н. Виноградов, подтвердивший в качестве эксперта заключение обвинения о «вредительских методах» лечения, практиковавшихся Плетневым. Поскольку последний не принимал «непосредственного активного участия в умерщвлении тт. В.В. Куйбышева и А.М. Горького…», он не был казнен, а приговорен к 25 годам тюремного заключения. Наказание Плетнев отбывал в Орловской тюрьме, в подвале которой и был расстрелян 11 сентября 1941 г., перед тем как в город вошли немцы. Показательно, что протоколы допросов Плетнева, датированные декабрем 1937 года, были приобщены в 1952 году к «делу врачей».

Видимо, на излете жизни ум диктатора стал все больше тяготеть к привычным схемам «большого террора» конца 30-х годов. Уж очень усиленно, особенно начиная со второй половины января 1953 года, советская пропаганда использовала клише, заимствованные из довоенного погромно-идеологического арсенала: «правые оппортунисты», «враги народа», «наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению классовой борьбы» и т. п. Новым во всем этом был разве что антисемитский подтекст материалов, публиковавшихся в печати и звучавших по радио.

Можно предположить (только предположить!), что Сталин, не мудрствуя лукаво, вознамерился использовать в «деле врачей» уже опробованную им прежде примитивно-криминальную схему «разборки», конечно, в несколько модернизированном виде. Достаточно было произвести несложную экстраполяцию и заменить ранее расстрелянных Левина, Плетнева, Казакова профессорами Виноградовым, Вовси, Коганом и другими врачами-вредителями. На роль, исполнявшуюся прежде бывшим наркомом внутренних дел Ягодой, вполне годился арестованный министр госбезопасности Абакумов.

Жертвы «предательского террора» Куйбышев и Менжинский уступали место Щербакову и Жданову, а главари разгромленной оппозиции Бухарин и Рыков — новоиспеченным «кремлевским заговорщикам» — Молотову, Микояну и некоторым другим высшим сановникам, находившимся под подозрением у Сталина в последние месяцы его жизни.

Конечно, о том, собирался ли Сталин пойти проторенным однажды путем или придумал бы что-нибудь новенькое, теперь можно только гадать. Очевидно только одно: опыт организации и проведения прошлых репрессий активно использовался им, а также руководимой им госбезопасностью.

Не случайно поэтому в деле профессора Василенко появилось 15 ноября 1952 г. следующее выбитое из него «откровение»:

«…Судебный процесс по делу Плетнева… открыл передо мной технику умерщвления путем заведомо неправильного лечения больного. Из материалов процесса я понял… что врач может не только навредить больному, но и коварным способом довести его до смерти. К этой мысли я в последующие годы возвращался не раз, вспоминая Плетнева, которого знал лично. Когда в июле 1948 года я оказался у кровати больного Жданова, я невольно опять вспомнил о Плетневе, о том, как он занимался умерщвлением… И я решился пойти на умерщвление Жданова А.А.».

В итоге, недовольный темпами, результатами и, главное, концептуальной направленностью следствия по «делу врачей», Сталин решил провести кадровую рокировку в МГБ СССР. Непосредственным поводом к этому послужил пространный отчет по «делу врачей», составленный Рюминым и представленный вождю Игнатьевым. В документе в который уже раз во главу угла был поставлен набивший оскомину Сталину тезис о вредительском лечении, практиковавшемся в «Кремлевке», и приводился застарелый биографический компромат на арестованных врачей:

«Следствием установлено, что Егоров и Федоров — морально разложившиеся люди, Майоров — выходец из помещичьей среды, Виноградов, примыкавший в прошлом к эсерам, Василенко, скрывавший с 1922 года свое исключение из ВКП(б), и связанная с ними еврейская националистка Карпай — все они составляли вражескую группу, действовавшую в Лечсанупре Кремля…, и стремились при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь».

14 ноября 1952 г. Сталин без объяснения причин снял Рюмина с должности заместителя министра госбезопасности и отправил рядовым сотрудником в Министерство госконтроля СССР. Перед этим диктатор вызвал к себе Итнатьева и потребовал от него срочно «убрать этого шибздика» из МГБ (на роль палача Сталин подбирал людей ущербных не только морально, но и физически: Рюмин, как, впрочем, Ягода и Ежов, был низкорослым). Через несколько недель Рюмин, тревожась за свое будущее, направил Сталину покаянное письмо:

«Я признаю только, что в процессе следствия не применял крайних мер (здесь и далее выделено Рюминым. — Авт.), но эту ошибку после соответствующего указания я исправил» [1422] .

По той же причине, что и Рюмин, грубому разносу со стороны вождя подвергся и сам министр госбезопасности, у которого от переживаний случился сердечный припадок, и он слег, отойдя на какое-то время от дел.

Номенклатурная же элита, которая смотрела на Рюмина как на авантюриста и выскочку, отнеслась к его смещению одобрительно. Особенно был доволен Берия, с которым Рюмин испортил отношения своим участием в так называемом мингрельском деле. Возможно, что с подачи Берии новым начальником следственной части по особо важным делам и, значит, руководителем следствия по «делу врачей» 15 ноября был назначен заместитель министра госбезопасности С.А. Гоглидзе, которого тот в 30-х сделал наркомом внутренних дел Грузии и за которым тянулся кровавый шлейф организатора политических репрессий. С этого назначения следствие по «делу врачей» приобретает новую направленность. Считавшаяся до этого главной линия вредительства становится в этом деле по воле Сталина второстепенной, уступив место версии о шпионско-террористическом антигосударственном заговоре, сколоченном якобы в СССР западными спецслужбами, завербовавшими кремлевских врачей. Подняв, таким образом, ранг «дела» до высокого международно-политического уровня, Сталин, призвав к себе Гоглидзе, напутствовал его буквально теми же словами, что и Н.И. Ежова в пору начала массовых репрессий 1937 года [1423] . В частности, он наказал ему от имени «инстанции» передать следователям по особо важным делам, что в МГБ «нельзя работать в белых перчатках, оставаясь чистенькими», и распорядился ознакомить арестованных врачей с составленным, видимо, им самим следующим официальным заявлением следствия:

1422

Столяров К.А. Указ. соч. — С. 77. Пихоя Р.Г. Указ. соч. — С. 88–89.

1423

В июле 1937 года Ежов направил региональным органам НКВД директиву, в ней те укорялись в слабой работе по «выкорчевке» «врагов народа», которые-де допрашиваются следователями в «белых перчатках». Одновременно давалось указание о применении методов физического воздействия к подследственным[1675].

«Мы имеем поручение руководства передать вам, что за совершенные вами преступления вас уже можно повесить, но вы можете сохранить жизнь и получить возможность работать, если правдиво расскажете, куда ведут корни ваших преступлений и на кого вы ориентировались, кто ваши хозяева и сообщники. Нам также поручено передать вам, что, если вы пожелаете раскаяться до конца, вы можете изложить свои показания на имя вождя, который обещает сохранить вам жизнь в случае откровенного признания вами всех ваших преступлений и полного разоблачения своих сообщников. Всему миру известно, что наш вождь всегда выполнял свои обязательства» [1424] .

1424

Костырченко Г.В. Указ. соч. — С. 328–329.