Тайная страсть отставного генерала
Шрифт:
Он взял со стола наполовину наполненную бутылку с колой и жадно отхлебнул прямо из горлышка.
– Не трогай! – крикнул Греков, но было уже поздно. Все, затаив дыхание, слушали, как напиток с бульканьем исчезал в горле Эдика. Татьяна побледнела как полотно.
– Ну, чё вы на меня так уставились? – удивился парень, ставя на стол бутылку, на дне которой темнели остатки жидкости.
– Самоубийство? – вдруг повторила Алла. – А может, ей просто с сердцем плохо стало.
– Как же! – воскликнула Рита, вытаскивая из-под стола стул и царственно опуская на него свой увесистый
– Точно, – подтвердила Лора, убирая со стола лампу, заслонявшую от неё лицо покойницы. – Я с нею вместе училась во ВГИКе и знаю: она никогда не даже простудой не страдала. Здоровая была, как лошадь. Какое уж там сердце, это ж просто смешно! Она понятия не имела, где у неё этот орган находится.
– Не вижу ничего смешного. И, пожалуйста, ничего не трогайте! – снова взмолился Греков.
Но народ уже вовсю лапал всё подряд и азартно затаптывал следы, если таковые и были. Эдик, решивший посмотреть на покойницу поближе, случайно наступил на маленькую фарфоровую чашку – она хрустнула и рассыпалась на мелкие кусочки. Рита, сидевшая на стуле, долго ёрзала, пока не обнаружила под собой упаковку с таблетками.
– Нембутал, – прочитала она. – Снотворное, что ль? А-а, так вот чем она отравилась, смотрите-ка, одна таблетка всего и осталась.
– Немедленно дай сюда! – скомандовала Алла.
– А тебе зачем? Не, я вот сюда, в пепельницу кладу. Все видели? – поинтересовалась Рита.
– Чёрт! – пробормотал Пётр Алексеич. – Да уберетёсь вы отсюда, наконец, или нет?
Родственники и гости нехотя потянулись к выходу. Греков плотно закрыл дверь и пошёл следом за всеми.
В столовой Аристархов разговаривал по телефону. Рядом крутился Никита. Других детей не было видно. Рита демонстративно закурила, её примеру последовал Степан. Алла сверкнула на него недобрым взглядом, но промолчала.
– Наверное, нам тоже пора домой, – сказала я.
– Ты что, Ксюш, не знаешь, что ли: до приезда полиции все должны оставаться на своих местах, – возразил мне Никита. Голубые глаза племянника горели: в кои-то веки стал свидетелем самоубийства (возможно!), а тут хотят выпроводить с места происшествия. Когда ещё дождёшься другого случая!
Инна Николаевна неожиданно почувствовала себя нехорошо. Старушка едва оправилась от болезни, а тут такое жуткое событие, можно сказать, прямо на глазах. Алла побежала в ванную – поискать в аптечке таблетки для крёстной, мы с Раисой Львовной принялись обмахивать Инну несвежими салфетками со стола. Аристархов, закончивший разговор с полицией, взял крёстную за руку, нащупывая пульс.
– Не беспокойтесь вы так, от волнения у меня всегда начинается сердцебиение, – успокаивала нас Инна.
Вернулась Алла с таблетками и увела крёстную в гостиную. Аристархов пошёл к воротам встречать полицию, Никита увязался за ним. Ожидая приезда представителей власти, народ слонялся по дому, старательно обходя дверь в кабинет на цыпочках, и с жаром обсуждал случившееся.
– Неужели ничем нельзя было помочь? Может, нужно было «скорую» вызвать? – обратилась я к Раисе Львовне. – Промыли бы желудок…
Я и сама не верила в то, о чём говорила. Перед глазами снова возникла
– Так они ж оба врачи. Наверное, пытались помочь, но разве можно что-то сделать, если человек уже умер, – возразила Аристархова.
– «Скорую» тоже вызвали, – сказал Эдик, жадно прислушивавшийся к чужим разговорам. – Вы, чё, не слыхали, дядь Жора сказал?
Дядя Жора – это Георгий Сергеевич Аристархов.
Раиса Львовна, охотно рассказывала всем желающим, как за Анной пошёл её муж. Он и обнаружил, что женщина мертва. Хирург вернулся и, ни слова не говоря остальным, тихонько позвал Грекова. Вместе они пришли к заключению, что умерла вдова уже достаточно давно. Потом Аристархов ушёл звонить, но ближе, чем в столовой, аппарата не нашёл и взбудоражил присутствующих. Все, в том числе и дети, бросились в кабинет. Кое-кто не поверил, другие пошли из любопытства, а некоторые, как Раиса Львовна, из сочувствия. Анна не особенно её жаловала, а ведь Аристархова к ней со всей душой…
Болтовню Раисы прервал Никита, влетевший в столовую и радостно оповестивший присутствующих:
– Менты приехали! Щас всех допрашивать будут! – и уже тише и как будто самому себе: – Интересно, их заинтересуют показания несовершеннолетнего свидетеля?
– Кому нужны твои показания? – фыркнул Эдик. – Чего ты можешь знать?
– Зато я кое-что знаю, и не намерена скрывать это от следствия, – с ядовитой ухмылкой заявила Рита и покосилась на Лору.
Та промолчала, но я увидела, как её лицо слегка побледнело, а кулаки сжались. Рита победно улыбнулась и выплыла из комнаты. Её слова заинтриговали всех, а меня в особенности.
– А «скорой» всё нет, – заметила Раиса Львовна.– Вот так всегда, вечно они приезжают позже смерти!
– Какая разница, если она всё равно уже давно умерла, – сказала Татьяна устало.
Я подошла к Лоре и тихонько пожаловалась:
– Страшно покурить охота, а тут дети и старушки. Куда бы пойти? На улице-то холодно.
В комнате ещё не развеялся дым от сигарет Риты и Эдика, но Лора сочла мои слова обычной вежливостью гостя.
– Да кури себе на здоровье, где тут дети и старушки? – улыбнулась она. – А-а, Раиса Львовна… Хорошо, что она не слышит, вот обрадовалась бы! Она-то старушкой себя не считает. А дети где? Конечно же, ваш мальчик, Никита. Ну да.
– И твой брат Эдик. Ему, кажется, всего шестнадцать?
Эдик с наушниками на ушах развалился на стуле, задрав обе ноги на стол, с которого горничная Катя уже убрала посуду.
– Нашла ребёнка! За этого придурка ты не переживай, такая мелочь, как сигаретный дым, ему уже не повредит. Курить начал с тех самых пор, как у него отняли мамкину сиську. В знак протеста. И не только табак, а ещё кое-что поинтересней. А уж сколько многоградусного может вылакать это дитя, я вообще умолчу. Алла, дурёха, все с ним сюсюкается, хотя его пороть надо было вовремя. Да теперь уж и это поздно: что выросло, то выросло! Ладно, пойдём в библиотеку, там спокойно подымим. И поболтаем. Всё это нужно как следует обсудить. Очень тут много непонятного.