Тайная связь его величества
Шрифт:
Я почесал подбородок. Если надо попасть на другой конец улочки, то придется долго кружить по району.
— Ваняшка, пошли пехом, — предложила Татьяна, открывая дверцу, — у меня сумка на колесах с собой.
— И где она? — не понял я, оглядывая здоровенную черную торбу, которую жена Ильи прихватила из дома.
— Ща увидишь, — пообещала Таня.
Она ловко вылезла из седана, порылась в своей ужасной сумище, вытащила оттуда пару колес, несколько железных трубок и в мгновение ока превратила
— Илюха сам сделал, — довольно пояснила Таня. — Хорошая вещь, даром досталась. Брезент муж в гараже взял, запчасти в ремонтном цеху. И за один вечер смастерил. Удобно-то как! Идешь по делам с обычной сумкой, а надо тяжелое прикупить — брык-чик, и в руках каталка. Потопали живенько!
Через пять минут мы очутились на рынке, и я удивился:
— Много лет живу в этом районе — сначала квартировал у Элеоноры, теперь в своих хоромах, — но понятия не имел, что под боком фермеры торгуют.
— А зачем тебе, Ваняшка, интересоваться харчами? Главное, чтобы твоя баба в курсе оказалася, — пропела Татьяна. — Мужика на базар берут как тягловую силу, больше он у прилавков ваще не нужен. Значит, так! Стану торговаться, стой молча. Продавцы хитрые! Упаси бог товар похвалить, мигом цены взвинтят. Если тебе приспичит слово сказать, лучше обхай то, что я покупать собираюсь. Понял? Вот и ладненько. Тебе есть охота? Пить надо?
— Успел позавтракать, — ответил я.
— В туалет не тянет? Если да, то иди, вон там будка стоит.
Я опешил.
— Спасибо за заботу, но почему ты разговариваешь со мной как с неразумным дошкольником?
— Знаю вас, мужиков, — зачастила жена Ильи. — Только меж рядов пойдем, занудишь: «Пить хочу, давай пива купим». Опосля тебе в сортир понадобится, шаурму захочешь. В общем, так! Пивка я тебе прихвачу, но баловаться им будешь дома, у телика. И не спорь, неприлично на рынке из бутылки сосать, невоспитанно. В квартире иное дело. И против одной порции возражать не стану, это будет тебе награда за поход на рынок, а вторую не клянчь. Не куплю, и баста. Ну-ка вспомни, твоя баба разрешит тебе ведро «Жигулевского» выдуть? Когда с ней по базару шлендраете, чего она тебе говорит?
На секунду передо мной возникла стройная фигурка Нины Сафроновой в белой шубке из снежной рыси, в замшевых сапожках на высоченном каблуке, с прической от лучшего московского цирюльника, француза Себастиана, с шарфом от Гермес из последней коллекции, с сумочкой той же фирмы в унизанной бриллиантовыми кольцами нежной ручке. Я представил, как говорю ей: «Ника, купи мне скорей банку пива», и как будто воочию увидел широко распахнутые голубые, умело накрашенные глаза бывшей любовницы, проследил, как она покорно несется к ободранному ларьку за выпивкой… и — закашлялся.
— Ну вот, — рассердилась
Следующие четверть часа мы ходили между прилавками, где, на мой неискушенный взгляд, лежали одинаковые корнеплоды, но Таня недовольно бурчала:
— Эким дерьмом в Москве за большие рубли торгуют… Совсем народ охамел.
В конце концов мы затормозили около одной бабы с волосами, выкрашенными в цвет баклажана. Татьяна шумно прочистила горло.
— Почем картофля?
— На ценник позырь, — зевнула торговка.
— Лень сказать?
— Навидалась сегодня таких — спрашивают, а покупать не собираются. Чего горло зря надсаживать?
— Дорого у тебя.
— По деньгам. Не нравится, иди в супермаркет, там бесплатно подарят.
— Если возьму пять кило синеглазки и два морковки, сбавишь десятку?
— Тю! Откуда ты такая приперла? Может, тебе еще и мужика своего отдать?
— Спасибки, своего мужа имею, — гордо объявила моя спутница и повернулась ко мне. — Ваняшка, как тебе картофля?
Я, донельзя обрадованный тем, что Татьяна наконец решила что-то купить, начал нахваливать товар:
— Замечательная. Красивая. Очень вкусная. Надо ее купить.
Жена Ильи сделала страшные глаза, я тут же вспомнил ее инструкцию и попытался исправить положение:
— Кто бы другой так и назвал эту картошку. С виду вроде комильфо, но я-то вижу, что овощи перезрелые. Похоже, с куста упали, бока примятые.
— Чего ругаешься? — обиделась продавщица. — Какая такая комильфа? С синеглазкой стою, уже три мешка с утра сбагрила.
— Ну, Ваняшка? — снова обратилась ко мне Таня. — Говори свое хозяйское, мужское слово. Надо ли нам это дерьмо брать, или пойдем вон к той бабушке? У нее и цена меньше заявлена.
— Дерьмо однозначно покупать не стоит, — отрезал я. — Оно нам стопроцентно не понадобится.
— Сам ты с куста свалился! — побагровела баба за прилавком. — Заявился, шуткуешь по-глупому…
— Двигаем отсюда, Ваняшка, — распорядилась Татьяна. — Коли у человека чувства юмора нет, то и еёшная продукция ваще гадость несъедобная, пластиковая, как ведро.
— Еёшная? — повторил я. — Таня, кто такой Еёш?
Она рассмеялась.
— Ну, Ваняшка, ты сегодня зажигаешь, настроение прямо с плинтуса поднял. Весело с тобой. Почапали к старухе. Или нет, лучше к деду, евошная морква радостная, шикардос просто. За такую и десятку переплатить не жаль.
И только сейчас меня осенило: Еёш и Евош — это не имена людей. Притяжательные местоимения «его» и «ее» в интерпретации Тани произносятся как «евошный» и «еёшная», никогда ни от кого ранее мною не слышанные слова!