Тайная война в Лукоморске
Шрифт:
– Так что, товарищ, устроились?
– прервал его гастрономические размышления знакомый голос.
Кторов обернулся.
В двух-трех шагах от него стоял коренастый начоперчастью Павел Гнатюк и доброжелательно улыбался.
– Ге, - сказал он.
– Вам бы в мирное время здесь погулять. Какой базар был, какой базар!
– причмокнул, мечтательно и маслянисто улыбаясь, вздохнул, развел руками и почти виновато добавил: - Вот побьем контру в мировом масштабе - так милости прошу!
– В мировом масштабе, - усмехнулся Антон и кивнул в сторону жовто-блакитного стяга.
– Сдается мне, вы в городском масштабе никак не управитесь.
– Так шо ж, - рассудительно
– Послушайте, Гнатюк, баня у вас имеется?
– поинтересовался Антон.
– Что-то запаршивел я в дороге, сами знаете, в поезде вшей нахвататься запросто можно.
Гнатюк расцвел в улыбке.
– Баня!
– презрительно сказал он.
– Шо баня, товарищ! Тю! Тут к твоим услугам Черное море!
– Так холодно же еще, - мысленно ежась, сказал Кторов.
– Вода-то поди не прогрелась.
– А горилка на ще?
– ухмыльнулся Гнатюк.
– Да сами побачьте, в плаще-то уже жарко.
Глава пятая
Не зря хохлы говорят, что с салом любое дело веселее спорится.
Брусочек копчености кончился на удивление быстро, хотя хлеба еще оставалось вполне достаточно, и Антон Кторов понял, что пора идти к морю. Идти пришлось недалеко - как-то вдруг открылся галечный берег с площадкой маленькой мокрой пристани на деревянных сваях. У пристани были привязаны пара баркасов и несколько лодочек, которые покачивались на зеленоватых волнах. Недавняя непогода пригнала к берегу сотни небольших медуз, и они сейчас покачивались в воде белыми полупрозрачными мешочками.
Вода была холодной, но вполне терпимой.
Кторов искупался, собрал по берегу сучья и досточки, разжег костер и тщательно прожарил над ним одежду, уделяя особое внимание швам - в швах потрескивало, и это значило, что меры предосторожности Антон принял своевременно: поезд наделил его нежелательным соседством вшей.
Неторопливо одевшись и проверив оружие, убедившись в его исправности и готовности к выстрелам, Кторов неторопливо побрел в сторону белых скал, всячески изображая незаинтересованного человека, ничего не знающего о местной жизни.
Идти пришлось довольно долго, это только на первый взгляд мнилось, что до белых скал рукой подать, на самом деле до них оказалось минут тридцать неспешного ходу.
У валуна никого не было.
Но следы выдавали недавнее присутствие человека. Песок вокруг валуна был истоптан, но вот что странно: по зрелом размышлении следовало признать, что все эти следы принадлежали детям - в ладонь Кторова, они соответствовали размеру ноги подростка двенадцати или тринадцати лет. Глупо полагать, что кто-то из них был шпионом. А тем более бандитом. Скорее, где-то здесь нашли пристанище беспризорники, которых гражданская война наплодила в изобилии.
Он огляделся по сторонам и едва не присвистнул в изумлении. Неподалеку явно имелись пещеры, но странное дело - входы в них были устроены так, что совокупность их делала поверхность скалы похожей на человеческих череп: два темных проема походили на глазницы, еще один - продолговатый и расположенный ниже - напоминал нос. А длинная темная расщелина еще ниже казалась похожей на широкий рот, украшенный острыми клыками белых известняковых валунов. Белые валуны отличались от скальной породы, поэтому смело можно было сказать, что камни эти сюда принесены людьми, причем не слишком давно.
Подниматься к пещерам Антон не стал. Маленькие бандиты порой
Легко было Бокию и Дзержинскому посылать его туда, не знаю куда, чтобы найти то, не знаю что. И пугали его напрасно. Обычный был городок - провинциальный. И чудесами в нем не пахло.
Не зря Антон Кторов вспоминал про Глеба Ивановича. Бокий в это время сидел в своем кабинете, а напротив него с деликатной развязностью человека, знающего себе цену, курил Блюмкин.
– Яков Григорьевич, - Бокий сердито отмахнулся от дыма.
– Будь серьезнее.
– Так я и говорю, - блеснул стальными зубами Блюмкин.
– Серьезный, очень серьезный человек. До революции преподавал физику в Казанском университете. Сейчас сидит в Гатчине на даче и работает. Зовут этого человечка Гросс Фридрих Павлович, до революции был приват-доцентом, сейчас, как и весь ученый люд, на вольных хлебах. Занятные вещи этот Гросс излагает. Тебе бы самому послушать! С помощью системы зеркал он пытается заглянуть в будущее. Не знаю, насколько ему это удается, но говорит он весьма занимательно. Так, например, этот Гросс утверждает, что советская власть продержится семьдесят лет, но все рухнет в конце восьмидесятых, когда власть в партии возьмет горбатый человек. И еще он утверждает, что большая часть этого времени пройдет под правлением стального человека с Северного Кавказа, и это правление принесет России могущество и жесточайшие страдания.
– Партия этого не допустит, - сердито сказал Бокий.
– Она сама может поправить любого из зарвавшихся чинуш. Так что же, этот хрен казанский намекает на скорую смерть Ильича? Обыкновенный нелояльно настроенный к нам интеллигент. Взять его да попугать крепенько, чтобы штаны застирывать пришлось. Все его предсказания сами из головы выветрятся.
– Не скажи, Глеб Иванович.
– Блюмкин встал, сгорбился над горящей спичкой, выпустил в сторону от начальника клуб дыма.
– В том-то и дело, что все не так просто. Действия Колчака он нам по полочкам разложил, словно в штабе у него всю жизнь просидел. Про нападение на наших дипкурьеров в Ревеле он тоже сказал, но мы, по своему обычаю, его сообщение мимо ушей пропустили. Теперь он по международным вопросам совсем что-то непонятное талдычит: мол, Германия, хоть и проиграет в войне, в конце тридцатых большую силу наберет и к власти придут не коммунисты, а какие-то национал-социалисты, возглавляемые человеком мистических убеждений, и имя его будет начинаться на букву «А». Я смотрел, среди тамошних политиков ничего похожего нет, да и партии такой не существует. Мистики есть, «Зеленая лампа» там, то-се, но ничего похожего я не нашел. Однако это не значит, что слова Гросса - чистый бред, сами знаете, условия появляются, когда общество созрело.
– Хорошо, хорошо, - примирительно выставил вперед руки Бокий. У него были длинные нервные пальцы.
– Я возьму этого Гросса на заметку. Что Есенин?
– Сережа?
– Блюмкин усмехнулся.
– Пьет.
– Талант, талант, - забормотал Бокий, невидяще глядя сквозь Блюмкина.
– Ладно, тебе предстоят долгие и опасные поездки. Поручим все Агранову, он справится. Как у тебя с фарси?
Блюмкин засмеялся и выдал длинную непонятную тираду.
– Впечатляет, - оценил Бокий.
– Но меня нетрудно обмануть. Главное, чтобы твое произношение понимали в Иране. В скором времени тебе предстоит войти в ЦК тамошней компартии.