Тайная жизнь Маши Ромашкиной
Шрифт:
Когда дверь ее номера закрывается за нами с тихим щелчком, наступает оглушительная чистота момента. Мы стоим напротив друг друга, смотря глаза в глаза, касаясь без прикосновений, говоря без слов. Воздух наэлектризован нашим желанием, эмоциями, бьющими через край, фантазиями, которые мы пока не осуществили. Нас разделяет всего один шаг. Ничто по сравнению с годами боли и ненависти, но кажется, этот шаг важнее всего, что было с нами за прошедшие годы. Этот шаг означает, что все позади, что мы оба простили, забыли, готовы идти дальше. Сделать этот шаг среди бела дня, не под воздействием гормонов, либидо или адреналина очень сложно. Сложнее всего, что я когда-либо делал.
Ее
И я готов. Наша энергия смешивается, когда я делаю этот шаг. Я чувствую ее кожу, не касаясь, вижу, как мурашки покрыли ее предплечья, как легкая дрожь проходит сквозь нее. Мелкая стоит не шелохнувшись, ждет, выжидает. Мое сердце переполнено нежностью, которую я не в силах выразить. Я забыл, как это. Столько лет было лишь желание и удовлетворение собственных потребностей. Столько лет я хотел лишь наказать ее за все придуманные мной грехи, и в своей голове миллионы раз это делал. Но как быть сейчас? Когда в моих руках не только ее тело, но и сердце, трепещущее, чистое, доверчивое. Осталось ли все это во мне?
Кончиками пальцев очерчиваю ее скулы, касаюсь мягких губ подушечкой большого пальца. Ее зеленые глаза такие яркие, словно трава на солнце, и я не в силах оторвать взгляд. Мои пальцы скользят вниз по шее в ее скромный вырез, я чувствую дрожь под ними и не могу сдержать собственного вздоха. Мы не отрываем взгляд друг от друга: глаза в глаза, зеленое в черное. Наши руки все делают за нас: снимают платье с плеч, расстегивают пуговицы на рубашке, затем ремень, собирают вязаную материю на талии, оголяя бедра.
Я опускаюсь на колени перед девушкой, которая принадлежит мне. Всегда принадлежала и я хочу покаяться перед ней за то, что думал иначе. Хочу замолить свои грехи, потому что, видит бог, они у меня имеются.
— Несколько лет назад, — я говорю приглушенно, упираясь лбом в ее живот, вдыхая ее запах, не смотрю в глаза. — Я работал в отделе маркетинга одной страховой компании…вместе с ним. Мы быстро нашли общий язык, оба свободные, не обремененные моральными ценностями. У нас была своя игра: кто первый разведет новенькую девчонку на секс. Компания крупная, ротация кадров постоянная, новенькие были чуть ли не каждую неделю, — я сглатываю, силясь продолжить. — Был свод правил, по которым мы играли… Например, нельзя было вмешиваться в партию второго. Действовать только по очереди. И никогда не идти на второй заход с одной и той же девчонкой.
Я замолкаю, потому что не уверен, что смогу рассказать дальше. Поднимаю голову, желая увидеть глаза девушки, для которой я готов открыть душу. Ее бедра все еще в моих руках, я чуть сильнее сжимаю их пальцами, встречаясь с ней взглядом. Она протягивает ко мне ладонь и проводит ей по волосам, негласно поддерживая, подталкивая рассказывать дальше. Но сама не произносит ни звука.
— Их было очень много, — прикрываю глаза, пытаюсь вспомнить лица, но всплывает только одно. — Многие увольнялись сразу же после, как только понимали, что их тупо развели. Были и скандалистки, желающие отомстить, но нам было плевать. Нам было весело. С одной из них мы провозились дольше других. Яковлев хотел забросить игру, говорил, что цель не оправдывает средства, но я видел, как он на нее смотрит и чисто из спортивного интереса продолжал. Та девчонка больше других напоминала тебя, и я… меня это ужасно злило, я хотел доказать
Мышка немного отстраняется от меня и отходит к кровати. Садится на нее и наши взгляды оказываются почти на одном уровне.
— А говоря «надавил»… — несмело начинает она.
— Да, я думал, она сопротивляется специально. Заигрывает так, — подбираюсь к мелкой и опускаю голову ей на колени. — Был один поцелуй, не больше. Но совсем не желанный с ее стороны. Я тогда был на дне моральных ценностей. Ты должна понять, я думал, все они заслуживают этого.
— Ты мстил им из-за меня? — ее тихий голос не способен заглушить ужас, звучащий в нем.
— Я… нет… да… Я не знаю правильного ответа. Не знаю, как себя оправдать. Я не думал об их чувствах, мне было плевать, потому что у самого вместо сердца была дыра.
— Ты обвиняешь в этом меня? — мелкая отстраняется от меня, пытается выбраться из моей хватки, пересесть.
— Постой, пожалуйста, — мои руки трясутся, когда я пытаюсь удержать Мышку на месте. — Сейчас, когда я все знаю, реальность того, что я делал, накрыла меня, как лавина. Я не вспоминал об этом, пока не увидел его. Я словно взглянул на себя прошлого со стороны, его походка, самоуверенные фразочки, пошлые намеки… вот такой я был до недавнего времени. Таким ты сможешь меня принять? Со всем дерьмом в багажнике? С осколками разбитых сердец, устилающих мою дорогу к тебе?
Она молчит. Я не могу ее винить, но и отпустить не в силах. Не сейчас, никогда. Пусть знает, пусть примет, пусть смирится.
— Разве так можно? Получается, я не единственная, кому ты причинил боль. Но стану ли последней?
— Прости меня, прости, — в исступлении шепчу я, покрывая ее колени поцелуями.
— Ты должен просить прощения не у меня, — холодно говорит она.
— Чего ты хочешь? Чтобы я нашел каждую из них и извинился?
— Это невозможно. В том-то и дело, что это все невозможно, нельзя повернуть вспять совершенное, нельзя просто вычеркнуть все это их памяти. И даже твои слова не отменят твоих поступков! — гневается мелкая.
— Ты сейчас о них или о себе?
Она молчит. Ее глаза затуманены тяжёлыми думами. Я хочу рассеять их все, пообещать, что больше никогда, никогда не сделаю ей больно. Никому. Но не могу подобрать слов. Я целую ее. Жадно, глубоко, болезненно. Укладываю на постель и нависаю сверху.
— Я люблю тебя, — вырывается само собой. Но эти слова кажутся единственно правильными.
Она миллион секунд смотрит мне в глаза, прежде чем ответить: я тоже.
— Я тоже тебя люблю, — она закрывает глаза и из-под век вытекают две слезинки, оставляющие мокрые дорожки на щеках. Я осушаю их своими поцелуями. — Но я не знаю тебя, — шепчут ее губы.
— Ты знаешь, знаешь, — тихо говорю я. — Прошлое — в прошлом. Теперь только мы с тобой и я никогда не причиню тебе боль! — горячо обещаю я.
Ее глаза распахиваются, озаряя меня светом.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Есть что-то, что я ещё должна знать? — тихо спрашивает она.
— Нет, — вру я. — Это все.
Оставшиеся тайны малы и не имеют такого значения. Просто ей не нужно это знать, точно не сегодня.
Мелкая коротко кивает, принимая мои слова на веру. Как я мог когда-то сомневаться в ее невиновности? Это самое невинное и доверчивое существо на свете. И я сделаю все, чтобы мое прошлое нас не нагнало.