Тайная жизнь писателей
Шрифт:
Писатель, опиравшийся о костыль, при виде четвероногого друга не смог скрыть радости. Матильда направилась к нему. Она представляла его пещерным человеком, старым угрюмым дикарем в рубище, с длинными лохмами и нечесаной бородой. Но перед ней предстал свежевыбритый, коротко стриженный мужчина в голубой тенниске в тон глазам и полотняных брюках.
– Матильда Моннэ, – представилась она, протягивая руку.
– Спасибо, что привезли Бранко.
Она погладила пса по голове.
– Ваша встреча – отрадная картина. – Она указала на костыль и на гипс. – Надеюсь, ничего серьезного?
Фаулз
– Завтра от этого останется только дурное воспоминание.
Поколебавшись, она продолжила:
– Вы, наверное, не помните, но мы с вами уже встречались.
Он недоверчиво шарахнулся от нее.
– Не думаю.
– Встречались, только давно.
– По какому случаю?
– А вы догадайтесь.
Фаулз знал, что скажет себе потом, что именно в этот момент надо было все прекратить. Сказать, как они условились с Ван Виком, «спасибо и до свидания» и скрыться в доме. Но он смолчал, замерев в дверях, как будто загипнотизированный Матильдой Моннэ. На ней было короткое жаккардовое платье, кожаная мотоциклетная куртка, босоножки на высоком каблуке с узкими ремешками и с пряжкой на щиколотке.
Ему претило воспроизводить начало флоберовского «Воспитания чувств» – «это было как видение», но что поделать, если его опьянило что-то необъяснимое, полное чувства, энергии и солнца, исходившее от юной гостьи!
То было не бесконтрольное опьянение, а легкое головокружение, от которого он не спешил избавляться, глоток света, теплая волна – такая идет от поля пшеницы. Он ни на мгновение не усомнился, что способен с этим покончить, просто щелкнув пальцами, когда решит, что с него довольно этих чар.
– Объявление сулило вознаграждение в тысячу евро, но я готова ограничиться чаем со льдом, – сказала с улыбкой Матильда.
Избегая глядеть в зеленые глаза собеседницы, Фаулз вяло ответил, что прикован к дому и давно не делал покупок, поэтому на кухне у него шаром покати.
– Тогда стакан воды, – уступила она. – Жарко!
Обычно ему хватало чутья, чтобы правильно оценить человека. Первое впечатление чаще всего оказывалось верным. Но в этот раз он был слегка растерян и испытывал противоречивые чувства. В голове звенел тревожный звоночек. Но попробуй воспротивься этому исходящему от нее неуловимому, загадочному зову, этому свечению, соревнующемуся с ласковым октябрьским солнцем!
– Входите, – не устояв, позвал он.
Бескрайняя синева.
Матильду удивило, как дом пронизан светом. Входная дверь открывалась непосредственно в гостиную, за ней виднелись столовая и кухня. Огромные окна всех трех помещений выходили на море, создавая впечатление, что оно плещется у самых ног. Пока Фаулз наливал в кухне воду в стаканы, Матильда наслаждалась магией дома и вкрадчивым шепотом морского прибоя. Обложенные кирпичом проходы между комнатами и балконом были настолько широки, что трудно было разобраться, где ты находишься – внутри или снаружи. Внимание привлекал подвесной камин посреди гостиной; в углу бетонная лестница с ослепительными перилами вела на следующий этаж.
Матильда ждала увидеть сумрачную нору и снова ошиблась. Фаулз не закопал себя на острове Бомон, напротив,
– Можно полюбоваться вашей террасой? – спросила она Фаулза, протянувшего ей стакан с водой.
Писатель, не отвечая, вывел ее на сланцевую плиту балкона, где ей показалось, что если сделает еще шаг – рухнет в бездну. Осторожно приблизившись к краю балкона, Матильда испытала головокружение. На этой высоте стала понятнее архитектура трехэтажной конструкции, имитировавшей нарост на скале. Балкон, где она стояла, опоясывал второй этаж. Плиты представляли собой выступы, образующие крыши для нижнего этажа и опоры для верхнего. Матильда наклонилась и оглядела каменную лестницу, спускавшуюся вниз. Деревянные мостки на берегу служили причалом для великолепного катера Rima Aquarama, слепившего глаза лакированной древесиной и надраенным хромом.
– Как будто на носу корабля! – восхитилась гостья.
– Скорее, как на набережной, – возразил хозяин. – Этот корабль на вечном приколе.
Несколько минут они болтали обо всем и ни о чем. Потом Фаулз пригласил Матильду в дом, где она, бродя, как в музее, от экспоната к экспонату, подошла к этажерке, на которой громоздилась пишущая машинка.
– Я думала, вы больше не пишете, – сказала она, указывая кивком на эту древность.
Фаулз любовно погладил крутые бока машинки – миндально-зеленого бакелитового валуна фирмы «Оливетти».
– Это так, декорация. В ней даже ленты нет. – Он демонстративно пощелкал клавишами. – В мои времена уже существовали ноутбуки, представляете?
– Значит, не на ней вы написали ваши…
– Нет.
Она посмотрела на него с вызовом.
– Уверена, вы продолжаете писать.
– Напрасно. С тех пор я не написал ни строчки: ни крохотной аннотации к книге, ни даже списка покупок.
– Я вам не верю. Нельзя просто так взять и бросить дело, которому вы посвящали все свое время и которое…
Фаулз не дал ей договорить.
– Я подумал было, что вы не такая, как все остальные, и обойдете эту тему. Увы, я ошибся. Журналистское расследование, да? Вы журналистка, вы прокрались сюда, чтобы потом что-нибудь черкнуть про «загадку Натана Фаулза»?
– Клянусь, нет!
Писатель указал ей на дверь.
– Уходите. Я не в силах помешать фантазиям, но никакой загадки Фаулза нет в природе, понимаете? Разрешаю вам написать это в вашей газетенке.
Матильда не шелохнулась. Фаулз мало изменился с их прошлой встречи. Она запомнила его именно таким: внимательным, доступным, но при этом прямым и жестким. Вероятность того, что Фаулз останется Фаулзом, не приходила ей в голову.
– Признайтесь, вам этого не хватает?
– Десяти часов в день перед экраном? Нисколько. Я предпочитаю проводить время в лесу или на пляже, гуляя с собакой.
– Все равно я вам не верю.
Фаулз покачал головой и вздохнул.
– Оставьте вашу сентиментальность. Это были всего лишь книжки.
– ВСЕГО ЛИШЬ КНИЖКИ? И я слышу это от вас?!
– Представьте себе. И, более того, сильно переоцененные.
Матильда не унималась:
– Как же вы убиваете время теперь?
– Размышляю, пью, стряпаю, пью, плаваю, пью, подолгу гуляю, снова пью…