Тайник в ковре: Империя в страхе
Шрифт:
Визирь так и сказал:
– Видишь – Багдад, Мосул, Алеппо, Идлиб, даже далекий Хабеш8 – это все наше! Лучшие мастера по коврам, шелкам, миниатюрам, лекари, астрономы и алхимики и многие другие. Они шииты, носители наших ценностей. Ну, а что на восточных просторах Империи? Полудикие племена, народы и псевдо государства. Время расширяться к самым богатым краям этого мира.
– Мир Фирдоуси больше миф, чем реальность. Не случится так, что мы попросту потратим ресурсы и время, как Великий Искандер? – спросил я с иронией.
– То, что Фирдоуси всю жизнь был бродягой, богохульником и падким на вино,
– Я решу это задачу быстро, Великий Сардар, – ответил я уверенно, выходя во внутренний дворик.
У двери я увидел надпись на противоположной стороне карты. Это был бейт Фирдоуси:
“Лишь дело героя, да речь мудреца
Проходят столетия, не зная конца”.
– Сегодня я был мудрецом, а ты постарайся вернуться героем, –добавил Визирь, увидев, что я вцепился глазами в эту фразу.
Слова Визиря понравились мне, и, слегка улыбнувшись, я вышел во двор и тут меня поймал сладкий запах гашиша. Хитрый до неприличия Бабуджан, помощник Главного Визиря, уже зазывал меня к себе. Все свои пошлые делишки мы обычно делали вдвоем – ходили по танцовщицам, в лучшие галйаналты9, хамамы, знали богатые на дичь прикаспийские луга и т.д.
Бабу принес легкий сверток.
– Ничего не говори – только попробуй, – сказал он.
– Наверно, твое очередное творение?
– Только что попробовал. Если тебе тоже понравиться, возьмем для наших вечерних потех.
Он любил придумывать различные добавки, которые делали гашиш, во-первых, более легким. Я не любил закуривать дурман в сыром виде. Во-вторых, он придавал ему особый вкус. Уже тогда мы знали про привычку европейцев курить табак, и он был у нас во дворе тоже. Первая затяжка была легкой. Я всегда так делал – хотел понять состав смеси. Сначала уловил тяжелый привкус табака и было что-то от лимона. Потом уже пошла глубокая затяжка и приятный дурман начал спускаться вниз. Как я любил эту травку. Ты не терял ясность ума, но было такое ощущение расслабленности и идиллии, которое невозможно достичь любым другим методом. И голова в этом состоянии работала более четко. Я чувствовал, как напрягались определенные части моей головы, словно по ним бегали маленькие букашки и дразнили их. Тайные мысли и дикие прихоти охватывали мой разум. Все, что я знал и чего хотел, столкнулись в одной страсти как горная река Панджер. Только так мой разум находил ответы на сложные вопросы. А они у меня были.
Глава 3
Там, где лик ты явишь, там и лунный свет не нужен.
Тем, кого ты осчастливишь, сладостный шербет не нужен.
Самое сложное в пути – это убивать время. Пока верблюд переваливает тебя с одного бока на другой, ты не можешь ничего делать – ни читать, ни писать, ни кушать. А теперь подумайте про
Но в пустыне были и свои развлечения. Если попадался хороший чавуш10, он всю дорогу напевал хорошие песни, смешил тебя и весь народ. Хороший индийский проводник, а большинство из них были индусами, сидя на ковре и соскребывая грязь со своих ног, рассказывал бы про алмазы махараджей или про мудрецов и мобедов11. А опытный торговец, приготовил бы крепкий кофе, добавив к нему верблюжьего молока, и раскрыл бы пару секретов далеких стран.
Хотя я уже два года как передвигался на своем именном коне, тяжесть путешествий не становилась легче. Испробовав многое, я понял, что самый лучший вариант это найти интересного спутника, а еще лучше думать. Тупо думать обо всем – как раскрыть очередной секрет врагов, кого и как завербовать, какой наркотик попробовать и какую красавицу выкрасть в этот раз. Важно и другое – не забыть ничего. Поэтому весь мой маленький дневник был исписан кодовыми знаками.
До Яазда еще можно было видеть что-то принятое глазу, а уже оттуда начинался настоящий ад. Восемь дней пути и всего два нормальных караван-сарая – Рафсанджан и Махан, а потом уже –мрачный Бам. Здесь все было противно глазу.
Мой любимый Тегеран, где ты сейчас? Столица Империи с ее широкими улицами, вдоль которых обязательно ровным строем стояли красивые и высокие каштаны или чинары, где уже в конце апреля можно было попробовать ранний тут и вишню. А мой район, Дербент12, полный красавиц, курящих ананасовый или яблочный кальян в закрытых ресторанах на высоте птичьего полета. Где все это сейчас? Я еще не говорю про мой маленький секрет – преданного пса Алабая, которого я держал вдали от всех глаз.
В душе стоял крик отчаяния. Все было жутко, мрачно и некрасиво. Из деревьев только финиковые пальмы, люди одевались не просто жалко, а ужасно жалко. Так жалко, что на них было жалко смотреть. Грязные дети бегали и прыгали в пыли и грязных лужах. А это ведь был город на важном форпосте. Отсюда открывались наши глаза и уши на весь Восток.
Среди многих бедных лачуг, как бегемоты из лужи, выделялись красивые двух– и трехэтажные дома. Они радовали мне глаз и напоминали про Тегеран. В одном из таких домов и жил комендант. Показалось странным, что он не встретил меня прямо у ворот города. Это было неуважительно. Я прошел меж узких улиц в сторону базара. Все что мне нужно было – это рынок. Его мастерские, цеха, торговые площадки, склады, чайхана, рестораны. Только увидев, как обстоят дела здесь, можно было понять, насколько ситуация безнадежна.
В маленькой чайхане попросил еды. Один Бог знает, что это было – мясо красноватого цвета и черная-черная лепешка. Вот сейчас я конкретно пожалел, что покинул родной дом. На секунду промелькнула мысль о том, что все эта затея с новым дворцом Шахиншаха не что иное, как западня. Может, Гранд Визирь так решил избавиться от меня? Это старый трюк – дать преуспевающему работнику невыполнимую задачу, а потом все неудачи и провалы свалить на его некомпетентность. Я был зол. К еде не прикоснулся.
Когда подошел к коню, чтобы развязать его, подбежал мальчик со странным головным убором, на котором висел колокольчик.