Тайное место
Шрифт:
– Или ты просто завидуешь, – усмехнувшись, бросает Джемма, продолжая лежать на коленях приятеля.
– А правда! Потому что Эндрю Мур ни за что не стал бы связываться ни с одной из вас, – фыркает Джоанна. – Кому ты веришь, нам или им?
Орла так и стоит с разинутым ртом. На миг ее глаза встречаются с глазами Бекки – тупость и отчаяние. Бекка понимает, надо что-то сказать. Не делай этого, он размажет тебя по полу на глазах у всех…
– Потому что если ты веришь им больше, чем нам, – льда в голосе Джоанны достаточно, чтобы заморозить
Это мгновенно выводит Орлу из ступора. Даже ей понятно, чего следует бояться по-настоящему.
– Нет! В смысле, я не верю им! Я верю только тебе. – Щенячья улыбка. – Правда.
Джоанна еще некоторое время держит леденящую паузу, за время которой Орла успевает едва не поседеть от ужаса, но в конце концов величественно улыбается, демонстрируя милосердие:
– Да, я знаю. В том смысле, что ты же не дура. Ну давай, иди.
Орла бросает на нее последний отчаянный взгляд. Джоанна, Джемма и Элисон ободряюще кивают. Орла идет вокруг фонтана, но так пугливо и осторожно, что едва не семенит на цыпочках.
Джоанна, чуть склонив голову набок, улыбается длинному парню. Тот усмехается в ответ. Его рука скользит на талию Джоанны, потом чуть ниже, и вот они вместе следят, как Орла подходит к Эндрю Муру.
Бекка ложится на холодный липкий мрамор и смотрит на куполообразный потолок “Корта”, через все четыре этажа, лишь бы не видеть происходящего здесь. Люди, снующие туда-сюда на балконах, кажутся совсем крошечными и хрупкими, словно в любой момент могут утратить опору, стрелой полететь вверх, раскинув руки, и врезаться головой в крышу. С другой стороны фонтана доносится восторженный рев, хохот и мерзкие вопли: Ого-го, Муру свезло! – Давай, Энди, не робей, страшненькие отсасывают круче всех! – Трахни хоть из жалости! И рядом истерический визг Джоанны, Джеммы и Элисон.
– А я все-таки заработала свою пятерку, – констатирует Джулия.
Бекка смотрит на самый верхний этаж, где в углу притаился невидимый отсюда парковочный автомат. Рядом с ним пробивается тонкая полоска дневного света. Она надеется, что пара первогодок выглядывает сейчас в окошко, и свежий ветер выдувает из их голов все это мерзкое дерьмо, и прекрасный мир расстилается под их ногами. Она надеется, что их не прогонят прочь. Надеется, что когда они выйдут наружу, то подожгут клочок бумаги, сунут в мусорный бак и спалят “Корт” к чертовой матери.
5
Тяжелая входная дверь, старинная, видавшая виды. Конвей решительным толчком открыла ее, и мгновение еще сохранялось пустынное безмолвие. Длинная лестница темного дерева. Солнечные пятна на потертых плитках пола.
А потом внезапно отовсюду задребезжал звонок. Двери распахнулись – и барабанный топот множества ног, волны девчонок в одинаковой сине-зеленой форме, и все галдят разом.
– Твою ж мать, – выругалась Конвей и повысила голос, чтобы я мог расслышать: – Вовремя мы. Пошли.
Она проталкивалась вверх по лестнице, прорываясь плечом вперед сквозь поток тел и книжек. Повадка у нее оказалась боксерская. На лице застыло такое выражение, будто ее одновременно допрашивала Собственная Безопасность и терзал стоматолог.
Я
Никогда прежде я не бывал в таком месте, но будто бы вернулся в прошлое. Странное тянущее ощущение по всему телу. Поймал себя на том, что в памяти всплывают слова, о которых я и не вспоминал с тех пор, как подростком продирался сквозь книжную науку в залах центральной дублинской библиотеки, мечтая, что это поможет мне когда-нибудь попасть вот в такие старинные стены. Гигроскопичный. Неисповедимый. Благословенный. Я, долговязый неуклюжий мечтатель, подальше от своих, чтобы никто не видел, как я, с кружащейся от страха головой, рискую дерзать.
– Начнем с директрисы, – решила Конвей, когда на верхней площадке мы вновь встали плечом к плечу. – Маккенна. Старая дура. Знаешь, о чем она первым делом спросила нас с Костелло, едва мы появились? Не могли бы мы запретить упоминать в прессе название школы. Представляешь? Насрать на мертвого парнишку, насрать на расследование, на то, что надо поймать преступника, – ее волновало одно: что ее драгоценная школа может дурно выглядеть.
Девчонки проносились мимо, ловко огибая нас и выпаливая, запыхавшись, свои “Звините!”. Пара-тройка обернулись на нас через плечо, но большинство слишком спешили, чтобы обращать внимание на мелкие помехи. Загремели дверцы шкафчиков. Даже коридоры здесь славные, высокие потолки и лепнина, нежно-зеленые оттенки и картины по стенам.
– Сюда, – Конвей кивнула на дверь. – Сделай серьезное лицо. – И толкнула дверь.
Кудрявая блондинка обернулась от картотеки, торопливо включая ослепительную улыбку, но Конвей лишь бросила “здрассь”, решительно проходя дальше, прямо к следующей двери. И прикрыла ее за нами.
Там было тихо. Толстый ковер. В отделку этой комнаты вложили много времени и денег, чтобы придать ей вид старинного кабинета: антикварный стол, обитый сверху зеленой кожей, книжные шкафы, неживописная живопись в тяжелой раме – портрет какой-то уродливой монахини. Только современное рабочее кресло и стильный лэптоп давали понять, что здесь настоящий офис.
Дама, сидевшая за столом, отложила ручку и встала.
– Детектив Конвей, – проговорила она. – Мы ждали вас.
– Вас не проведешь, – хмыкнула Конвей, постучав пальцем по виску. Она решительно подхватила пару стульев, стоявших у стены, подтащила их к столу и уселась. – До чего же приятно сюда вернуться.
– А это?.. – Дама демонстративно не реагировала на вольности.
– Детектив Стивен Моран, – представился я.
– Ах да. Кажется, это вы беседовали сегодня утром со школьным секретарем?