Тайное место
Шрифт:
Подъездная дорожка из белоснежного гравия тянулась широким полукругом вдоль пологого склона, покрытого аккуратно подстриженным газоном, который простирался куда-то за горизонт. На вершине холма стояла школа.
Когда-то это было чье-то родовое гнездо, поместье, с грумами, удерживающими поводья гарцующих лошадей, с дамами в корсетах, под ручку фланирующими по лужайке. Двести лет, больше? Длинное здание из светло-серого камня, три высоких этажа, больше дюжины окон по фасаду. Портик поддерживали тонкие колонны с волютами капителей. На крыше балюстрада, изящные точеные
Мне, наверное, полагалось возненавидеть это место с первого взгляда, с моей-то государственной школой в обшарпанном панельном здании. Когда каждую зиму вырубалось отопление, приходилось в классе сидеть в куртках, географические карты прикрывали пятна плесени на стенах, а любимым развлечением было на спор потрогать дохлую крысу в туалете. Может, при взгляде на это здание мне положено испытать необоримое желание навалить кучу в портике.
Оно было красивым. Я люблю красивое. Всегда любил. Никогда не понимал, почему положено ненавидеть то, о чем можешь только мечтать. Люби сильней. Работай, подбирайся ближе к своей мечте. Хватай и держи крепче, изо всех сил. Пока не придумаешь, как заполучить навсегда.
– Полюбуйся. – Конвей прищурилась, откинувшись на спинку кресла. – Вот только в такие моменты я и жалею, что стала копом. Когда вижу вот такую вот кучу дерьма, а поджечь ее к чертовой матери нельзя.
Она смотрела на меня, ждала реакции. Проверка.
Я бы мог легко ее пройти. Выдать что-нибудь про испорченных зажравшихся богатеев и собственную тяжкую жизнь в доме из шлакоблоков. Запросто. Почему нет? Я так давно хотел попасть в отдел убийств. Работай, двигайся к своей мечте.
Но сближаться с Конвей мне отчего-то не хотелось.
– Красиво, – сказал я.
Она чуть скривила рот – это могла быть усмешка, но нет, что-то другое. Разочарование?
– Тогда ты им понравишься, – протянула она. – Пошли, найдем тебе аристократов-англофилов, полебезишь перед ними.
И машина рванула с места, расшвыривая гравий из-под колес.
Парковка оказалась справа, закрытая стеной темно-зеленых деревьев, – я был почти уверен, что это кипарисы; жаль, не слишком разбираюсь в деревьях. Здесь не было сверкающих “мерседесов”, но и совсем уж развалюх тоже: учителя могли себе позволить что-то приличное. Конвей припарковалась на месте с табличкой “Зарезервировано”.
Скорее всего, никто в школе так и не увидит MG, разве что те, кто смотрел в окно, когда мы подъезжали. Конвей выбрала его для себя, ей самой важно, как и на чем она сюда приедет, а вовсе не увидят ли это другие. И я опять отредактировал мнение о ней.
Она выпрыгнула из машины, забросила сумку на плечо – ничего девчачьего, черная кожаная торба, гораздо брутальней, чем дипломаты остальных ребят из отдела убийств.
– Сначала отведу тебя на место преступления. Соберешься с мыслями и осмотришься. Пошли.
Прохладный полог тенистой кроны деревьев. Откуда-то сверху раздался звук, похожий на вздох;
Позади главного здания пристроили два флигеля, скорее всего, позже, но в одном стиле: тот же серый камень, тот же изысканный декор. Мастера интересовало сохранение идеи, а не завитушки.
– Классы, актовый зал, офисы, все школьное хозяйство – в главном здании, – рассказывала Конвей. – Это вот, – ближайший к нам флигель, – для монашек. Отдельный вход, со школой не соединяется; по ночам флигель запирают, но у всех сестер есть ключи, и у них свои комнаты. Любая могла выскользнуть и проломить голову Крису Харперу. Их осталось всего с дюжину, каждой лет под сто, и никого моложе пятидесяти, но, как я уже говорила, силы там много не потребовалось.
– А мотив?
Она прищурилась, посмотрела на окна. Солнце, отражаясь, било прямо нам в глаза.
– Монашки же долбанутые. Может, одна видела, как он запустил руки под свитер какой-нибудь девчонке, и решила, что парень – прислужник Сатаны, растлевающий невинных дев.
Конвей двинулась через газон по диагонали, удаляясь от здания. Знаков “По газонам не ходить” вокруг не было, но это, кажется, подразумевалось. Я невольно ждал, что из-за кустов выскочит садовник и погонит нас прочь, а сторожевые псы еще и порвут на прощанье штаны на заднице.
– Во втором флигеле пансион. По ночам заперто, как монашкина дырка, и ключей у девчонок нет. Окна первого этажа забраны решетками. Дверь вон там, но она ночью на сигнализации. На первом этаже есть дверь в школу, и вот с ней получается интересно. В школе-то окна без решеток и без сигнализации.
– А переход между школой и флигелем не запирается?
– Конечно, запирается. И днем и ночью. Но в случае необходимости, если, например, кто-то из пансиона забыл домашнюю работу в комнате или срочно нужна книжка из библиотеки, можно попросить ключ. У секретарши, медсестры и кастелянши – я не шучу, тут правда есть кастелянша – по ключу. В прошлом январе, за четыре месяца до Криса Харпера, ключ медсестры пропал.
– И они не поменяли замок?
Конвей закатила глаза. Подвижная мимика, осанка, жесты – не только в ее лице было что-то иностранное.
– Вроде бы очевидно, да? Ан нет. Ключ лежал на полке, прямо над урной; медсестра решила, что он упал, его выбросили вместе с мусором, так что они сделали новый и забыли, ля-ля-ля, все прекрасно, пока не дошло дело до вопросов. Богом клянусь, не знаю, кто тут самый наивный, детишки или персонал. А если ключ у кого-то из учениц? Она спокойно могла пройти в школу, вылезти через окно и до завтрака творить все что угодно.
– А охранника тут нет?
– Есть, а как же. Они его называют ночным сторожем. Думают, что так звучит благороднее. Он сидит в сторожке, которую мы проезжали, и делает обход каждые два часа. Но мимо него проскользнуть не проблема. Погоди, еще увидишь, какого размера тут территория. Нам сюда.