ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)
Шрифт:
Иными словами, вернулся в свою холостяцкую берлогу и предался существованию, заменяющему жизнь тем, кому она не удалась, у кого не получилась, как костыль заменяет ампутированную ногу калекам.
Конечно, это удручало, даже мучило, и Софья Герардовна старалась меня утешать и подбадривать – весьма экстравагантным способом, внушая мне, что не стоит горевать из-за красивой дряни, как называла она мою благоверную. Сам я никогда не считал жену особо красивой, а уж тем более – дрянью. Да и она была моложе и, собственно, имела полное право бросить меня, наделенного всеми возможными
«Не оправдывайте ее: в этом ваша ошибка. Ошибки же в таком возрасте уже непростительны. Поэтомузапомните: самые большие предатели – это музыканты и женщины, тем более красивые, - наставляла она меня. – Верьте моему опыту, ведь я трижды была замужем. Меньше всего понимают своих жен именно преданные мужья. В этом смысле они гораздо хуже синоптиков. Ха-бг, ха-бг, ха-бг», - смеялась она с характерной для нее хрипотцей, изнеможенно откидываясь в кресле и обмахиваясь платком. «Но, позвольте, каждая женщина… и все-таки прожитые вместе годы… - пытался я возразить. Но она, не слушая меня, доверительно сообщала: «Я ведь тоже была красоткой хоть куда».
Глава восемнадцатая. За ключом уже приходили
– Господитыбожемой, отыскался! – воскликнула Софья Герардовна, когда Цезарь Иванович с некоторой слащавой манерностью, жеманно и стыдливо опустив глаза, протянул ей украденный ключ. Протянул, собираясь оправдываться, ловчить, изворачиваться, но, к счастью, этого не потребовалось. Софья Герардовна заранее во всем обвинила себя, не позволяя даже возникнуть подозрениям, способным опорочить ее друзей – тех немногих, кто бывал в доме и кого она привыкла считать безукоризненно честными и порядочными. – А я-то все обшарила. Вот растеряха! Вчера – очки, а сегодня в добавок – ключ. Да и спички вечно пропадают. Я стала такой рассеянной на старости лет – просто ужас! Как вы его нашли? Где же он был, этот ключ?
Цезарь Иванович от растерянности не успел придумать ничего лучшего и, что называется, брякнул:
– У меня в кармане.
Брякнул так, будто его карман был самым подходящим местом для чужих ключей. Но Софья Герардовна приняла это с пониманием, как должное, словно у кармана и не могло быть иного предназначения. Она не позволила себе даже слегка усомниться в безупречной репутации Цезаря Ивановича и лишь растроганно, умильно воскликнула:
– И как же он туда попал?! Вот чудеса-то!
– Чудеса, чудеса в решете! – охотно подхватил Цезарь Иванович. Подхватил так, словно в руках у него и впрямь было нечто округлое, похожее на решето и одинаково приспособленное для просеивания муки и хранения всяческих диковинок и чудес. – Сам лишь удивляюсь, но вспомнить, увы, не могу.
– Ах, пожалуйста! Вспомните! Умоляю! Меня это безумно волнует!
– Нет, не могу, никак не могу. Как отшибло… К тому же вчера мы немного выпили, надо признаться. Уж очень хорош был ликер – вот и не удержались. М-да… - Вся большая, грузная фигура Цезаря Ивановича выражала сожаление о вчерашнем возлиянии.
Но Софья Герардовна, однако, рискнула предположить нечто иное:
– А может быть, вы сомнамбула, подвержены гипнозу, лунатизму или что-то в этом
Цезарь Иванович смекнул, что ему выгодно взять на себя эту роль.
– Да, сомнамбула, - честно сознался он.
– Меня и жена так частенько называет. Помню, что я машинально снял с гвоздя ключ, подержал в кулаке, подбросил на ладони. Покрутил на пальце, а потом… - Он состроил мучительную гримасу, словно бы силясь разглядеть что-то в сплошных потемках собственной памяти.
– А потом? – Софья Герардовна осторожно выводила его из потемок на свет.
– А потом он, наверное, как-то выскользнул, выпал и оказался аккурат в моем кармане. Мне-то и невдомек. Невдомек! Уже когда мы расстались, я в карман-то руку сунул, а там – ключ. Ха-ха! Хорош фокус! Вот я и возвращаю с нижайшими извинениями…
– Спасибо вам, друг! – нежно пропела Софья Герардовна, самозабвенно прижимая руки к груди.
– Как я вам искренне признательна! Как благодарна! Вы меня спасли! Ведь за ключом сегодня приходили, и я попала в страшно неловкое положение. Вопреки своим правилам вынуждена была отказать! Я ведь так не люблю отказывать! Просто ненавижу: это у меня от матери, у которой можно было выпросить буквально все! Вот и я такая же простофиля. А тут была вынуждена…
– Кто?! Кто приходил?! – спросили мы разом, словно для нас было крайне важно получить ответ на этот вопрос.
– Наши, разумеется. Сначала Николай Трофимович Полицеймако, а затем… - Назвав одно имя, Софья Герардовна заметила по нашим лицам, что и оно вызовет множество вопросов, и поэтому не стала раньше времени называть другие имена.
– Полицеймако? Ему-то зачем понадобился ключ? – Я словами выразил недоумение, отобразившееся на лице Цезаря Ивановича.
– Ах, боже мой, я толком-то и не разобрала. Для меня самой это загадка. Он был очень взволнован, весь дрожал как осиновый лист и бормотал что-то совершенно бессвязное. Единственное, что мне удалось понять из его слов, - он панически боится за свою жизнь. Ему кажется, будто на него готовится покушение, что его подстерегают за каждым углом. Ему всюду мерещатся убийцы с ножами. Словом, мания преследования – иначе это и не назовешь.
– Ну, а ключ-то зачем? – На этот раз Цезарь Иванович придал соответствующую словесную форму удивленному выражению моего лица.
– Насколько я могу судить, ключ ему нужен для того, чтобы спрятаться в склепе. Полицеймако уверен, что это самое безопасное место во всем городе, где его никто не найдет. Николай Трофимович готов просидеть там хоть целый год, а то и больше – только бы ему приносили воды, немного черного хлеба и перезрелый желтый огурец, какие он выращивает у себя на грядках.
– Я всегда считал его человеком со странностями. У себя в подвале он специально выводит плесень и по ее цвету предсказывает погоду. Народная метеорология. Кстати, очень точно предсказывает, - произнес Цезарь Иванович, озадаченный тем, что, желая сказать об одном, невольно высказал нечто совсем иное.
– В чем же тогда странности? – Я указал Цезарю Ивановичу на явное противоречие в его словах.
Он тотчас стал оправдываться.
– Виноват, виноват. Нескладно выразился.
– Ну, а кто еще заходил за ключом? – мягко, вкрадчиво, с поощрительной улыбкой спросил я у Софьи Герардовны.