Тайное Пламя. Духовные взгляды Толкина
Шрифт:
Включая пророчество о воплощении в свой легендариум, Толкин немало рисковал. Иные читатели, возможно, сочтут, что он поступился своими принципами, позволил религиозным убеждениям просочиться в сюжет. Однако художественная целостность легендариума ничуть не пострадала. Здесь нет ничего надуманного. Персонажи кажутся такими реальными в пределах вторичного мира, что читатель искренне жалеет Андрет и сочувствует Финроду. Их. слова и действия не нарушают внутреннюю логику образа.
На самом деле происходит вот что: Толкин обдумывает Воплощение изнутри своего собственного вторичного мира, словно бы проверяя этот мир на «согласованность» с реальностью. Мне кажется, испытание он выдержал с честью.
До сих пор я говорил о свете и красоте. Свет — это жизненная сила мира и всего, к чему мы стремимся, ибо он — «лучезарная форма красоты» [104] . Он заключает в себе музыку смысла. Но, согласно Толкину, источник и света, и красоты — огонь [105] .
«Тайное
104
Hans Urs von Balthasar, The Glory of the Lord, Vol. I (Ignatius Press, 1982), p. 153. В книге Балтазара в полном объеме рассматривается та «богословская эстетика», которой, как мне кажется, руководствовались «инклинги» в своих трудах, явно или опосредованно.
105
В своей книге я стремился подчеркнуть вдохновляющее влияние католичества на книгу «Властелин Колец». Однако среди поклонников Толкина христиан не так уж и много. Откуда бы автор ни заимствовал свои идеи и образы, их притягательность и сила воздействия выходят далеко за пределы какой бы то ни было религиозной традиции. Так и должно быть. Толкин возвращался к временам задолго до пришествия Христа и к периоду «осевого времени» [В терминологии К. Ясперса — третий период мировой истории, ее «ось», эпоха духовного основоположения всех мировых культур: около 500 лет до н. э. — Прим. иерее.], и за пять веков до того. Как мы уже убедились, он не согласен с теорией Макса Мюллера, согласно которой религия развивается от первобытной стадии мифологии и суеверия к более осознанной, научной концепции мира. Этот взгляд, сформулированный в бестселлере Г. Дж. Уэллса под названием «Очерки истории» и благополучно развенчанный Г. К. Честертоном в «Вечном Человеке», был истинным проклятием «инклингов». Толкин полагал, что в язычестве очень многое предвосхищает и предвидит высшую истину, явленную в Иисусе Христе. Если он прав, то отголоски понятия «тайного пламени» должны встречаться во многих религиях и культурах — и так оно и есть. Например, Огонь, или Agni (лат. Ignis) — одно из имен бога в древних индуистских религиозных гимнах Ригведы. Ученый–индуист Ананда Кумарасвами (умер в 1947 г.) описывает Агни как дарителя Духа (дыхания), «внешнего света, что есть причина бытия и становления всего сущего» (Кумарасвами 2: Избранные работы, Метафизика [Coomaraswamy 2: Selected Papers, Metaphysics, ed. Roger Lipsey, Princeton University Press, 1977, p. 191]). Он указывает также на «равнозначность жизни, света и звука» в сходных корнях слов, означающих «сиять» и «звучать» — и связь эта сохранилась даже в английском языке, когда мы говорим о «блестящих» идеях и «блистательных» афоризмах (с. 193). Тем самым сияние Агни — это своего рода речь, и ангелы, его Лучи, творят гармонию — первопричину всего сущего: «И пели многие, и воскресили в памяти Великую Песнь, посредством которой сделали так, что засияло Солнце» (там же, с. 195). Все это напомнит нам рассуждение Оуэна Барфилда на тему слова «shine» [сиять]: Берлин Флигер суммирует его в своей книге «Расщепленный свет» (например, с. 48 и 74).
В комментариях к «Речам Финрода и Андрет» в «Кольце Моргота» Толкин пишет, что Негасимый Пламень «видимо, означает творческую деятельность Эру (в некотором смысле отдельную от него или независимую внутри него), которая может давать вещам реальное и независимое, хотя вторичное и тварное, существование». Речь идет о «тайне авторства, когда автор, оставаясь сам “вовне” и независимым от своего творения, живет “внутри” него, на его вторичном уровне, более низком, чем уровень его собственного бытия, живет в нем как источник и основа его бытия».
В свете более ранних рассуждений мы можем назвать это божественным эросом. Обычно мы соотносим с Богом агапе, милосердие, а эрос — с любовью между полами. Но слово «эрос» передает страстную силу Божьей любви так, чего не может передать слово «агапе». Эросу свойственно стремление к красоте: это отклик на красоту или ее признание. Когда речь идет о Боге, это активное созидание красоты. Яростная, творческая, пламенная любовь Господа заключена в самом сердце Библии как Песнь Песней.
Эру зажигает в пустоте «Негасимый Пламень», наделяя мир сердцем. С помощью того же огня он воспламенил и Айнур, наделяя их бытием. Это пламя Мелькор разыскивает в пустоте, надеясь воспользоваться им для создания собственных творений, но не находит, «ибо Огонь принадлежит Илуватару». Вот почему Враг ничего не может создать, он умеет лишь искажать. Он может подражать, губить, слепо воспроизводить, может насмехаться и портить, но творить в истинном смысле слова — не может. Однако вожделеет он именно творчества, и неизбывное разочарование оборачивается для него неутолимой мукой. Мелькор сам стал пламенем, но оно дает больше жара, чем света. Он сжигает, уничтожает, а не освещает. Его огонь в сравнении с пламенем Эру/ Илуватара — лишь жалкая тень.
Двойственность огня как символа обыгрывается в таком фрагменте:
Балрог достиг моста. Гэндальф стоял уже на середине каменной дуги, опираясь левой рукой на посох; в правой холодным белым огнем сверкал Гламдринг…
— Ты не пройдешь, — сказал он [Гэндальф].
Орки
— Я — слуга Тайного Огня, и оружие мое — пламя Анора. Ты не пройдешь. Темное пламя Удуна не поможет тебе. Назад, во Мрак! Ты не пройдешь [106] .
106
Процитированный мною отрывок вызывает бесконечные споры среди поклонников книги и фильма. Подразумевается ли под «тайным огнем» то же самое, что «пламя Анора», или что–то другое? Есть мнение, будто второе — это отсылка к мечу Гандальва, Гламдрингу, которым некогда владел Тургон, король Гондолина, но слово «Анор» не вполне понятно. По всей видимости, это вариант квенийского имени для солнца, Анар (он же использован в названии «Минас Анор», «Башня Солнца», что впоследствии была переименована в Минас Тирит, или Башню Стражи). В томе «Кольцо Моргота» (с. 44) Кристофер Толкин признает, что слово и впрямь представляет из себя загадку, поскольку в некоторых рукописях Толкин явно использовал имя «Анар» применительно к Эа, или Миру Бытия. Тем не менее разумно предположить, что «пламя Анора» и впрямь — древнее эльфийское название Гламдринга, подразумевающее яркий блеск клинка, — название, известное, по всей вероятности, одному только Гандальву (и, возможно, балрогу — он вполне мог быть в числе атакующих Гондолин).
Пламя, принадлежащее Богу, горит, не сжигая. Меньшие огни дают свет, их можно использовать, чтобы наделить жизнью и формой другие создания, но они поглощают топливо, за счет которого горят. Все малые огни зависят от Господнего дара бытия, от топлива — от постоянно обновляемого вещества. Враг не желает зависимости от Бога, не принимает Божьей помощи. Он стремится к самодостаточности, но это — невозможно. Даже балрог обязан существованием не Мелькору, а Илуватару.
В Книге Премудрости Соломона есть нечто очень схожее с «тайным пламенем» Толкина. Так, сказано, что Премудрость, София, предшествовала созданию мира и была помещена в самое его сердце. «Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя: посему ничто оскверненное не войдет в нее. Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благости Его (Прем 7:25–6) [107] .
107
Здесь не представляется возможным углубляться во множество интерпретаций этого фрагмента и библейского понятия Премудрости. Более подробное богословское разъяснение содержится в работах французского богослова Луи Буйе и, в частности, в его книге «Космос: Мир и Слава Божья» (The World and the Glory of Gody, St. Bede's Publications, 1988), c. 188–193.
В Библии нетрудно отыскать и другие ссылки на тайное пламя. Возвращению Адама и Евы в Эдемский сад препятствует «пламенный меч» [108] . Бог является Аврааму как «пламя огня», пройдя «между рассеченными животными», когда заключает завет с Авраамом и его потомками [109] . Возрождая религию Израиля, пророк Илия призывает огонь с небес, и тот пожирает политую водою жертву [110] . Господь является Моисею в пламени объятого огнем куста и велит вывести народ из Египта [111] . Позже, после беседы с Господом на горе, лицо Моисея «сияло лучами» так ярко, что ему пришлось прикрыть его покрывалом [112] . Моисей говорит народу: «Ибо Господь, Бог твой, есть огнь поядающий…» (Втор 4:24).
108
Быт 3: 24.
109
Быт 15:17–18.
110
3 Цар 18:34–38.
111
Исх 3:3–4.
112
Исх 34:29–33.
В конце Книги Исхода мы видим, что Бог обитает в сияющем облаке, воплощении божественной славы, которое появляется внутри скинии, когда она служит израильтянам храмом.
Новый Завет — и традиция богословской мысли, на нем основанная, — еще больше помогает нам понять внутреннюю жизнь Бога, ибо воплощение являет нам Его как Троицу. В христианской традиции третья ипостась прямо отождествляется с огнем — Святой Дух нисходит на апостолов в Пятидесятницу как «языки, как бы огненные» [113] . Иисус говорит ученикам: «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк 12:49)
113
Деян 2:3.
В Новом Завете тайное пламя — не просто сила или власть, но ипостась как таковая. Дух — это воплощенная Любовь между Отцом и Сыном, дарующая жизнь и благодать. Неудивительно, что Мелькор искал тайное пламя, и неудивительно, что найти его не удалось, ибо познать его дано только тем, кому оно вручено.
Господь пребывает в «свете истинном», однако в Новом Завете этот свет исходит от живого человека и сияет над Ним. Петр, Иаков и Иоанн видят, что Господь их одет этим светом и преображен им на горе Фавор. «Я — свет миру», — говорит Он слепцу (Ин 9:5). Воплощение снимает завесу.