Тайное становится явным

Зверев Сергей Иванович

– У нас нет идола, – ласково говорил дядечка. – Мы отвергаем любую харизму, любой культ божка и все, что с ним связано. Это не значит, что мы отвергаем значение отдельно взятой личности. Отнюдь. Мы преклоняемся перед Александром Македонским, Рюриком, перед Петром Великим и графом Румянцевым-Задунайским. Перед многими и многими другими, внесшими неоспоримый вклад в историю и культуру. В политику и в отношения между народами. В военное дело и укрепление боеспособности. И мы берем от них лучшее. Но и не забываем об их грехах, которым несть числа. Они живые люди, а человек грешен по своей сути. Греховод не может быть идолом. Мы должны уяснить главное:

нам не на кого равняться, не на кого возложить наши чаяния и мольбы. Только сами, только своей волей и стремлением мы должны спасти этот мир, который тухнет и разлагается. Есть один ориентир – Россия. Она вырвет из трясины мир и поведет его по верному пути, к всеобщему благоденствию и покою. Мы – избранная каста – и возглавим этот путь. Так пусть не будет сомнений в ваших душах, пусть будут они чисты и озарены благим – ВЕЛИКОЙ МИССИЕЙ…

Шо це було? Лекция по психологии перерастала в проповедь. Скромный труженик слова не был похож на крупную рыбу, но я помню просветленные лица, внимающие каждому перлу, помню открытые рты и горящие глаза. Я сама стала испытывать смешанные чувства! Нет, я отдавала себе отчет, кто я такая и для чего тут потею. И все вокруг мерзавцы, а я одна – жена д’Артаньяна. «Но черт возьми, – подумала вдруг я, – а ведь местами заморыш прав. Мы кузнецы своего счастья, и никто не даст нам избавления, кроме нас самих. Как занятно». Я стала вслушиваться в ласковое бормотание. И чем дольше это делала, тем глубже погружалась в болото внушения. Проведи со мной такой сеанс раз десять, и меня бы уже ничто не спасло. Возможно, во время лекции присутствовал элемент гипноза, возможно, какой-то катализатор, ускоряющий понимание. Или что-то добавляли в еду. Или применяли невидимый газ (но почему он тогда не действовал на проповедника? Или… действовал?) Что-то было, поскольку через полчаса после окончания занятий наваждение рассосалось, и остался лишь легкий туман в голове.

После ужина дали час личного времени, затем объявили отход ко сну. Группы «два-ноль-один» и «два-ноль-три» убыли по своим «кельям», мы убыли в свою. Лежали на койках – все равно делать нечего. Ноги гудели. Армейские ботинки – не самый шик для дамских ножек. Пятки дергало. Подушечки под большими пальцами натерлись и воспалились – самое время поместить их в ванночку с отваром ромашки. Или просто в ванну. Или в любое другое место. Как давно это было, господи. Как больно, Дина, как странно… былое умчалось, былое ушло…

– Два дня осталось, – проворчал Шарапов, тяжело переваливаясь на бок. Кровать протяжно застонала, – ох, е-мое…

– И три ночи. Не дождемся, – эхом отозвался Зарецкий, – подохнем. А так хочется скорее заняться любимым делом… Извелся я за полгода.

– У тебя какая специальность? – спросил Терех.

– Радиорелейные линии связи… Подключение к промежуточным станциям, ретрансляторам. Технические диверсии, сбор информации. Возможность подсоединения к аппаратуре, формирующей сигналы для передачи. Словом, весь спектр о «релейках», вплоть до физического захвата ретранслятора и перенацеливания его работы.

– А не устарело ли твое направление? – скептически хмыкнул Терех.

Зарецкий обиженно засопел.

– В России, друг мой, никогда не устареют такие вещи. А что касается масштабного применения моей специальности, – голос Зарецкого отвердел и обрел надменное звучание, – то радиорелейные линии, к твоему сведению, успешно действуют и в космическом пространстве. По существу, система передачи связи через искусственный

спутник Земли – это та же «радиорелейка», у которой есть единственный ретранслятор – на спутнике, что существенно облегчает работу. Если, конечно, разбираешься в ней, а не так, как свинья в апельсинах.

– Есть мнение, что подключение к вражескому спутнику невозможно, – подал голос Брянцев.

– Есть и другое, – проворчал Зарецкий, над тем и трудимся.

Развивать тему он постеснялся. Вероятно, не был уполномочен.

– А ты, Антон, чем занимаешься? – спросила Олеся.

– Захватом скважин, – похвастался Антон так быстро, как будто ожидал этого вопроса, – стремимся седлать погружные насосы, зону турбобура, задвижки, минировать все это дело и не уходить, покуда не поступит приказ.

– А не поступит – быть готовым умереть, – встрепенулся Брянцев, – но в рабочем виде месторождение не отдавать. У меня похожая специализация. Только более узкая – организация и проведение взрывных работ. Месторождение опутывается скважинами – шпурами – с электровзрывателями. Когда политики не договариваются, а спецназ наглеет, старший посылает импульс на детонатор. Взрывная волна – семь километров в секунду. Все. Труба. Опустошение – полное. Убытки – колоссальные.

– Круто, – швыркнул носом Шарапов. – А я мелкий и хитрый комбинатор. Так, мышь серая. Мне нет нужды захватывать буровую и класть сотню парней. Я ж не идиот. Я тихо взламываю файлы министерства нефтяной промышленности интересующего меня государства, нахожу свой объект, блокирую нужный участок, отрезаю трубопровод, останавливаю нефтеперегонный комбинат под предлогом зашкального перегрева линии переработки нефти и иду пить пиво. А те ребята пусть решают. Либо условия слушают, либо ведрами отчерпывают.

Кто-то засмеялся.

– Олеся, твоя очередь, – сказал Брянцев.

– Я неплохо разбираюсь… в финансовых махинациях, – тихо и немного застенчиво проговорила Олеся. – Нет, не думайте, что я какая-то авантюристка с большой дороги. Деньги как таковые меня не интересуют. Просто… я могу разобраться в финансовой афере, совершить «подставу» с кредитованием, наладить денежный поток… После института работала с ценными бумагами… водила знакомства с инвесторами из «ТМС-констракшн»… Не раз имела дело с американскими депозитарными расписками – они по этим бумажкам наши предприятия «прихватизировали»…

– С фальшивопечатанием знакома, – ухмыльнувшись, продолжил Терех.

– Да нет, – Олеся словно подавилась. Обескураженно помолчала. – В ассигнациях я не светоч… Антон, ты угнетаешь мою психику. У тебя аура нехорошая, я давно подметила. Ну чего ты подкалываешь?

Терех, не смутившись, гоготнул:

– Это скрытые раздражители во мне, Олеся. Зомбирующий вариант. Любого, кто с А. Терехом общается, преследует чувство давящего, меланхоличного недоумения, переходящее в тошноту и ненависть. А затем и в полную утрату психозащиты. Ладно, извини. Шучу я так.

Он не шутил. От Антона исходили на редкость гнетущие импульсы. Когда он останавливал на мне свои зеленые глаза, я почти физически ощущала: невидимые иглы впиваются в мозг. Опускаются руки. И ноги отказывают. Неприятное это ощущеньице. Так откачивают энергию из тела, переводя к тому, кто в ней нуждается. Возможно, Антон и не виноват. Стоит поинтересоваться на досуге: не случился ли он часом седьмым сыном от седьмого сына, раз вырос таким ярко выраженным вампиром?

– Нинка, а ну давай колись, – прокряхтел Шарапов.