Тайное становится явным

Зверев Сергей Иванович

– Дина! – позвал он неуверенно. – Ты здесь? Не спишь?

– Здесь я, Туманов, – эхом отозвалась из раскуроченного проема женщина. За косяком пригрелась. Умница.

– За навес с дровами – бегом марш. И не задавай глупых вопросов, я прикрою. Пошла.

Что-то шевельнулось в траве. Ах, маму вашу… Павел привстал над бочкой и прошелся огнем по бурьяну. За спиной зашуршала трава. Свои… Лучше не смотреть, как она бежит, а то сердце от страха выскочит… Он выстрелил оставшиеся два патрона, сменил магазин и снова осмотрелся. Дина уже за поленницей, глазками водит и знак ему подает – мол, тута я, а ты чего там припозднился? И тишина какая-то напряженная. Шестеро

остались. Где они бродят?

В доме – дружный топот. Проснулись наконец-то… Туманов выбрался из-за бочки, наставил автомат на бурьян и, стреляя от бедра короткими очередями, бросился к сараям. Кто-то встал в полный рост, начал бить по нему с плеча, прицельно, плюя на пули, которые Туманов посылал наобум… Но пока везло – невредимым он влетел за поленницу и рухнул на землю.

– Дина, за сараи, живо, в лес… – вымученно выдавил Павел. – И не оглядывайся, беги на хрен отсюда, я прикрою…

– Туманов, я люблю тебя, – вдруг сказала Дина.

Он будто подавился словами и потрясенно на нее уставился. Сердце сжалось. До боли родной человечек, готовый на все, даже умереть ради него, сидел в грязи прозаических опилок и смотрел на него бесподобными глазами. Он помнил их озорными. Помнил жгучими, пьяными, помнил робкими, даже испуганными. Но никогда, даже в наглухо безнадежной ситуации он не помнил в них столько тоски, величайшей, всобъемлющей. Сведенной в абсолют… Неужели интуиция? Да к черту ее. Все к черту. Время побеждать любую интуицию. Даже женскую. Как можно предугадать полет пули?

– Заявляю это тебе со всей ответственностью, – прошептала Дина. – Никогда не понимала это так остро, как сейчас… Туманов, не знаю, почему так происходит…

– Займись делом, – жестко оборвал он. – А то никогда не узнаешь.

Они нырнули за сараюшки и уткнулись в непроходимую стену кустарника. Не подвел нюх – учуял недоброе. Он остановился, пригнул Динку к земле, и вовремя – длинная очередь взломала заднюю стену сарая. Находись их головы выше – разбросало бы мозги по стене, и была бы это стена плача. Туманов выстрелил в ответ и, не распрямляясь, толкнул Динку в обратном направлении – возвращайся, возвращайся…

Долговязый упырь выпрыгнул на них, как кукушка из часов. Видно, этот экземпляр и топал по дому, а когда увидел «фазанчиков», залетающих за сарай, припустил следом. Кто-то из своих и сослужил, выходит, ему недобрую службу: на возвращение дичи стрелок явно не рассчитывал. Дина тоже на встречу не рассчитывала – оторопев от неожиданности, споткнулась и шлепнулась ему под ноги. В тесноте сараюшек развернуться было негде – стрелок пытался поднять автомат, но Туманов ударил снизу по цевью – ствол подпрыгнул. Вояка увидел охотничий нож, готовый вспороть ему брохо.

Пот градом хлынул на глаза, лицо перекосилось.

– Нет, не бей! – взвизгнул вояка дурным голосом и прикрыл пузо ладонью.

Как это не бей? Туманов отбил руку и погрузил идеально отточенное лезвие в живот, в район пупка. Неприятель выронил автомат и издал протяжный птичий вопль, вовсе не чуждый звукам леса.

– Не свиристи, поздно, – Павел провернул нож, извлек из живота, вытер о вояку и оттолкнул его: долговязый завалился на спину.

Внезапно Дина залилась тоненьким неестественным смешком.

– Туманов, а ведь мы с тобой ведем с разгромным счетом: семь-ноль. Пять мячей осталось. Как думаешь, осилим?

– Если не надоест, – он схватил женщину за руку и потащил вдоль сараев, полагая пробиться через северный двор…

Не окажись окрестности хутора захламлены всевозможным мусором и застроены многочисленными

сараюшками, их бы поубивали, как зайчат на лужайке. Но в том-то и дело, что обстановка позволяла некоторый маневр. Навались солдатня скопом, их бы враз домучили, невзирая на потери. Но приказа погибать у вояк не было, а добровольно не хотелось, поэтому, сев два раза в лужу, они сменили тактику, которая проявилась уже буквально на следующей минуте. Первый стрелок засел за «газиком», стоящим почти на опушке. Они отогнали его из обоих стволов – причем Дина лупила лишь бы как, отчаянно боясь своего автомата, а Туманов пытался попасть по ногам, которые неплохо виднелись между колес. В результате пробил шину, и противник, видя тактическое превосходство идущих в контратаку, убрался. Отлип от «газика» и ахнул в кусты. Но какую-то фору дал своим: те успели подтянуть тылы. Туманов с Динкой не добежали до «газика», как в кустах объявился новый стрелок. Так вот какая у них тактика! Распределить остатки сил по периметру и спокойненько дожидаться оказии. Очень изобретательно. Идеальный вариант для беглецов в такой ситуации – засесть в доме и отбиваться из окон (благо патроны оставались), но увы, дом уже оказался отрезан. И возврата не было – кто-то выбежал из-за сараюшек, но, получив короткий отлуп, спрятался обратно. Оставалось припустить по северной стороне дома – на запад. Там они еще не были… В незапамятные времена на этом участке рыли яму – не то погреб, не то братскую могилу. Но скорее всего, омшаник – поодаль догнивали дощатые ящики, похожие на примитивные ульи. Груды вырытой земли, трава на буграх, разбросанные бревна… До угла оставалось шагов десять, когда пуля, пробив мешок с барахлом, попала Туманову в левое плечо. Он ощутил сильный удар и палящую боль. Упал на бугор и, кряхтя от тяжести под кожей, стал перекатываться вниз, на склон, чтобы не маячить на виду…

– Ты что?.. – Дина ахнула, упала перед Павлом на колени.

Пуля прошла навылет – чуть ниже ключицы. По камуфляжу расплывалось бурое пятно.

– Просвистело… – шепнул он, – стреляй, Дина… – Туманов почувствовал, как лицо корежит – боль давила. – Стреляй по кустам, не подпускай… А то покрошат нас. Не жди, стреляй…

Красилина заплакала. Кусая губы, привстала над бугром и трясущимися руками принялась опустошать магазин. Он заскрипел зубами, поднялся. Плечо немело – боль перебралась на туловище, поползла по груди. Но передвигаться можно. Взяв в правую автомат, он заковылял к углу здания. Переживем. Перетерпим…

Дина прикрывала отход. Стреляла одиночными – понимала, патроны на исходе, а запас – у Туманова в мешке, и с извлечением его будут проблемы.

Он вышел за угол, сжимая приклад под мышкой. Онемение прогрессировало. За спиной уже вовсю надрывались, кто-то отдавал команды. Бегом надо бегать, боец… Ползущая боль, к счастью, обостряла реакцию: из-за угла баньки показался ствол… прищуренный глаз стрелка. Туманов выстрелил, отбив несколько щепок. Стрелок отбежал и спрятался за покосившимся «удобством»-скворечником.

Однако бежать было некуда. С трех сторон враги. Вот-вот нажмут… Туманов потащился к разваленной печке, выставленной на всеобщее обозрение метрах в трех от баньки. Знатная была когда-то печка – с поддувалом, с тремя конфорками. Потом, правда, ее разрушили. Колчаковцы, наверное… Матерясь от боли, он сбросил мешок, нащупал очередной магазин, вынул, а мешок пнул под крыльцо.

– Дина, хватай мешок и в баньку!

Она воскликнула с отчаянием:

– Зачем?..

Он ухмыльнулся:

– А куда еще?.. Давай, Дина, двигай, двигай, заодно и помоемся…