Тайны Инков

Уильям Салливан

Нельзя сказать, что события, начавшиеся с пачакути650 года н. э., разрушили андскую религию. Скорее она наряду с человечеством разделилась на два потока. Религия крестьянства продолжала струиться, но струилась как бы подпольно. Поскольку система каждой долины вооружила себя против всяких пришельцев, каждая коренная этническая форма правления будет демонстрировать свое военное лицо всем другим, лицо сословия воинов своей области. Окруженные географией и стремлением местной военной знати выглядеть местными героями, андские айльюспревратились в замкнутые вселенные. Великие города погибли — сначала Уари, а потом, к 1000 году н. э., Тиауанако. Мосты были перерезаны. Долгая мрачная эпоха опустилась на высокогорья

Анд.

На протяжении этих мрачных столетий воины хранили секрет изготовления бронзы. Поскольку война продолжалась и это техническое преимущество оставалось за ними, воины сохраняли свое «правление». Они правили не посредством осуществления господства над низшими сословиями, с которыми теперь совместно использовали землю. Скорее они управляли Духом своего времени, составляя планы внешних походов и предоставляя защиту своей локальной территории. Эта действительность отразилась и в языках, где кечуанский глагол, означающий «находить бронзу», льяк-сай,происходил от глагола «запугивать», а аймарское слово пачакутисвелось к единственному определению — «времени войны».

В меру своих возможностей андское крестьянство поддерживало старые пути, но народы Анд больше не обращались к своему богу единым голосом. В этом смысле мифы о ламе и потопе представляют последнюю прямую передачу из предвоенной эпохи. Гибель эпохи невинности передает всю атмосферу фабулы современному уху. Однако уже тысячелетия тому назад Лао-Цзы, наблюдая подобное зрелище, произнес словно эпитафию по Веку Виракочи:

«Теряется Разум, а затем появляется достоинство.

Теряется достоинство, а затем появляется благосклонность. Теряется благосклонность, а затем появляется справедливость. Теряется справедливость, а затем появляется благопристойность. Правила благопристойности — это видимость лояльности и веры и начало хаоса. Традиционализм — это цветок разума) но и невежества начало».

Таким же образом андская мифологическая традиция, некогда являвшаяся языком священного откровения, основанного на эмпирическом наблюдении, превратилась в руках воинов в орудие политики. Утверждая, что технический язык андской мифологии был истиной по букве, воины предпринимали первый шаг в мистификации древней традиции и изменении навсегда культурного наследия Анд. Теперь лишенный своей изначальной функции как генератора мысленных образов, технический язык мифологии будет служить воинам средством устрашения, и ни рай, ни земля никогда уже не будут теми же самыми. Исконный принцип «как наверху, так и внизу» перестал служить приглашением к участию в более широкой гармонии. Теперь он возвещал о внезапной гибели, на небесах обнаружились принципы войны и господства.

ЧАСТЬ III

ВОИНА ПРОТИВ ВРЕМЕНИ

ГЛАВА 9

ИНКСКОЕ ПРОРОЧЕСТВО

Они использовали эти [созвездия] для своей астрологии… Они делали не обычные предсказания из знаков в солнце, луне или кометах; но только пророчества весьма редкого значения, такие как смерть царей и падение империй.

Гарсиласо де Ла Вега. «Инка»

I

Во времена испанской конкисты в Перу существовало предание, согласно которому Инкская империя родилась под знаком пророчества. Около 1432 года, согласно этому пророчеству, Инка Виракоча предсказал катастрофическое крушение андской цивилизации в течение пяти поколений. Это пророчество появилось в те же времена, когда Куско находился под угрозой нападения со стороны самого опасного и самого ненавистного врага инков — чанкас. Не желая принимать фаталистский взгляд своего отца, великий воин, царь Инка Пачакути предложил иное видение, империю Солнца. Отныне сыновья Солнца

и дочери Луны, как теперь стали величать себя инки, возложат на себя священную миссию: увести андскую цивилизацию от края пропасти исчезновения. Неважно было то, что старый отец, Инка Виракоча, являлся ученым жрецом; неважно было и то, что изобиловали предзнаменования того, что враги приближались, что наследие восьми столетий межплеменной войны истощило землю и людей. Где другие видели безвыходное положение или того хуже, там Инка Пачакути усмотрел путь к величию.

Если когда-либо люди сталкивались с судьбой, так это были инки. Краткость периода их величия дает неверное представление о столетиях необыкновенного восхождения к этому величию. В большей мере, чем любая другая область нагорья, долина Куско была пропитана традициями как Уари, так и Тиауанако. Несмотря на тот факт, что Тиауанако лежало еще за три сотни миль далее к югу, властители Уари сильно укрепили все подходы к своей заставе в Пикильякте в долине Куско. Хотя область Куско некогда состояла внутри чего-то подобного сфере тиауанакского «контроля», своей первичной культурной ориентацией она, тем не менее, была обязана влиянию Тиауанако. Поскольку само Тиауанако не имело обыкновения посылать войска воевать так далеко, то построение, наводнение войсками и укрепление Пикильякты в 650 году н. э. подсказывает, что Уари не было единственной державой в непосредственной близости, рассматривавшей эту долину как добычу.

Куско стал бы «пупом» мира, возведенным. в географическом центре двух пересекающихся и существенно противоположных мировоззрений, полный контраст между которыми вынудил историка архитектуры Уильяма Конклина задаться вопросом:

«Что же тогда наличие этого пространственного сдерживания, осуществлявшегося Уари, говорит об отношениях Уари с Тиауанако? Если толковать это архитектурное свидетельство буквально, то выходит, что архитекторы Уари имели совершенно иные цели в своем городском планировании; возможно, они действительно привлекали в некоторой форме ритуально учрежденную антитезу культа ворот в Тиауанако и все их движение и ритуальную ассоциацию».

Если имитация — это откровеннейшая форма лести, тогда эти контрасты подразумевают скорее более злобный смысл. Этот смысл в ходе активного противоборства с духом Тиауанако в долине Куско нигде не получил столь откровенного выражения, как в серии увлекательных археологических находок в комплексе Пикильякты в Уари. В двух разных случаях в течение 1920-х годов исследователи раскопали отдельные подпольные тайники в элитном квартале. — В каждом случае извлечено по набору из сорока статуэток, каждая из которых была высотой приблизительно в три дюйма и вырезана либо из бирюзы, либо из содалита. В 1933 году Луис Балькарсель описал и проанализировал один из этих тайников. Каждая фигурка представляла мужчину, вырезанного таким образом, чтобы подчеркнуть детали одежды его племени. Среди них не было двух одинаковых фигурок, что означает, что они представляли сорок этнически разных племен. Все фигурки изображались сидячими на морском песке и склоненными,то есть в позе покорности, напоминающей, как подчеркивает Балькарсель, более позднюю инкскую практику попрания тел вождей побежденных племен.

Более того, эти изображения были помещены по кругу, в центре которого находился ряд предметов: бронзовый прут, панцирь раковины и некая оболочка раковины Spondylus.Когда я читал статью Балькарселя, волосы у меня встали дыбом. Бронзовый прут имел слегка коническую форму, которая подвигла Балькарселя, и, вероятно, правильно, назвать этот предмет и «скипетром», и маканой,или «дубиной воина». Хотя Балькарсель истолковал панцирь раковины в этом применении как военную трубу, эта оболочка, согласно его описанию, не имела срезанного конца, что делало бы ее трубой. Значение оболочки Spondylus,важной торговой статьи Уари, проясняется в уарочирийских мифах, где она представляет собой любимую пищу богов войны. Они любили грызть ее.