Тайны льда
Шрифт:
Из павильона Ванзаров с Брандом вышли на заснеженный пригорок, что спускался к берегу пруда.
– Что нашли, Родион Георгиевич? – выпалил поручик.
Ему был показан билет: поезд из Москвы отправлялся вечером 29 января, в пятницу.
– Иван Куртиц приехал в восемь часов в субботу, около девяти был в гостинице.
– И сразу побежал на лёд, – заключил Бранд.
– Не сразу. Что-то делал не менее трёх часов.
– Да хоть сел завтракать.
– Конькобежец перед катанием не станет есть.
– В номере с дороги отдохнул. Вздремнул – и на каток. Не терпелось покататься. На таком катке.
– Кататься можно и в Москве, – ответил Ванзаров. Он смотрел на лёд, где не осталось и следа от утреннего вензеля.
– Кроме билета, ничего? – спросил Бранд.
– Карманы пусты. Немного мелочи можно не учитывать. Ни портмоне, ни записной книжки, ни расчёски.
– Несколько странно, вам не кажется? Может, в номере оставил?
Ванзаров не имел привычки к гаданиям:
– Где лежало тело?
Бранд указал рукой в сторону отдалённого правого островка с руинами снежного городка, отметив, что тело находилось от него шагах в двадцати. Свидетели уверяли, что не трогали с места.
Духовой оркестр играл «Дунайский вальс». Сквозь его волны пробивалось тоскливое тявканье. К собакам Ванзаров был равнодушен.
– Родион Георгиевич, позвольте вопрос…
Бранду было позволено.
– Почему спросили про еду?
– Без заключения криминалиста не берусь утверждать, но смерть Ивана Куртица похожа на отравление сильнейшим ядом: внезапная и быстрая смерть, – ответил Ванзаров, мысленно добавив бешенство Лебедева, что бывало, когда великий криминалист сталкивался с очевидными признаками и глупостью участкового доктора.
– Какой же яд? – Бранд проявил мальчишеское любопытство.
– Вы как полагаете?
– Судебную медицину в полицейской школе давали мало… Мышьяк?
– Человек не крыса, мышьяком убивать долго.
– Что же тогда?
– Подождём выводов эксперта.
Бранд отчего-то задумался:
– Может, Иван в гостинице поел: там подсыпали отраву в еду.
Многоэтажное здание виднелось за решёткой сада. Прямо через улицу.
– Проверим, – повторил Ванзаров вслед за стариком Сократом, когда тот отправлялся с учениками на поиски истины. Чего бы это ему ни стоило.
– Проверим, Родион Георгиевич!
От нетерпения Бранд притопнул снег сапогом. И без того утоптанный.
19
Нетерпение толпы следовало за стрелкой перронных часов. На дебаркадере [29] Варшавского вокзала собралась необычная толпа встречающих. Виднелись генеральские фуражки с красными тульями, цилиндры солидных господ, а среди них – студенческие фуражки с околышами. И даже несколько фуражек гимназистов. Вокруг сновали котелки газетных репортёров. Публика ждала прибытия парижского поезда.
29
Здесь: высокий перрон, на который из поезда можно входить сразу, а не спускаться по лесенке вагона.
Тухля сунул в лапу извозчика всё, что выгреб из кармана, фантики с хлебными крошками, и побежал к перрону. Барышня исчезала в толпе. Ругань извозчика затихала, Тухля чувствовал себя гончей, взявшей след. Он втиснулся в толпу
Оглушительно свистнув и обдав паром, подкатил паровоз. Толпа отпрянула стайкой напуганных рыбок и вернулась, окружив двери вагона 1-го класса. Выходившие пассажиры выражали недовольство теснотой, носильщики с трудом забирали чемоданы. Встречавшие кого-то ждали. И дождались.
В проёме вагонных дверей появился господин среднего роста в клетчатой дорожной крылатке, мягкой фетровой шляпе и пенсне. Черты лица его отличала некоторая грубоватость, как у закалённого штормами моряка. Ярко-рыжие усы казались приклеенными. Он напоминал матёрого лиса. Под мышкой у него сидела собачка. Кажется, гладкошёрстный терьер. Не успел он шагнуть на перрон, как толпа, подняв цилиндры и фуражки, разразилась троекратным «ура». Собачка сжалась и покосилась на хозяина. Тот был удивлён не меньше.
Тухля не верил своим глазам. Глаза не обманывали. Это был он – кумир и упоение. Сам Джером. Джером Клапка Джером. Невозможно поверить, что писатель приехал в Петербург. Но вот он – собственной персоной. Тухля прочёл в русском переводе «Втроём по Темзе» [30] и был очарован юмором. Перечитал в оригинале и не мог остановиться: глотал всё, что написал великий юморист. Печальный юмор Джерома помогал ему пережить изгнание из семьи и другие мелкие неприятности.
30
Роман вышел в первом русском переводе Н. Жаринцовой в 1896 году. Второй перевод вышел в 1899 году под названием «Забавные приключения холостяков».
– Ура! – одиноко закричал Тухля и помахал котелком. На него оглянулись. Джером невольно повернул голову на выкрик.
Из толпы вышла дама, на отличном английском поприветствовала мистера Джерома в Петербурге от имени кружка его почитателей. Юморист отдал серьёзный поклон и протянул руку. Дама смутилась, но рукопожатие состоялось под восторг толпы. Как известно, в России не принято пожимать дамам руки. Только целовать. Гостям закон не писан. Мужчины приветствовали смелый поступок. Надоело им целовать ручки.
Следующим из толпы вышел господин, снял цилиндр и стал говорить речь. Говорил он, в сущности, вздор. Как они счастливы визиту известного писателя, как надеются, что гость будет доволен, как покажут настоящее русское гостеприимство, ну и прочее. Переводила смелая дама, которой пожали ручку. Тухля слушал перевод и отмечал, что дама упрощала и доносила по-своему. Впрочем, смысл трудно испортить. Закончив речь, господин поклонился. Затем вышел какой-то генерал и говорил об удовольствии, какое доставил ему визит. За ним вышел господин в фуражке чиновника почт и телеграфов, тоже изливал восторги. Носильщики замёрзли с чемоданами, а речи не кончались. Джером мёрз не меньше: костюм его не был рассчитан на русский мороз. Собачка подрагивала.