ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ

Караш Юрий Юрьевич

Итак, задача в рамках «Аполлона» была сформулирована президентом таким образом: доставить человека на Луну и благополучно вернуть его на Землю до конца 1960-х годов. В первоначальном варианте обращения, правда, ставилась более конкретная и амбициозная цель — сделать все до 1967 г. включительно. Коррективу внес Уэбб. Понимая, что в таком новом и сложном деле, как освоение космического пространства, случиться может все, он убедил президента обозначить срок, к которому нога астронавта должна была ступить на поверхность Луны, словами «до конца этого десятилетия» [202] .

202

Lambright, op. cit., p. 101.

В обращении Кеннеди дал понять, что рассматривает полет на Луну как средство одержать победу над Советским Союзом в «космической гонке». «Ни один [другой] космический проект, — подчеркнул президент, — в данный период времени не произведет на человечество большего впечатления, не будет более важным для долгосрочного освоения космоса или же более трудным и дорогим в осуществлении» [203] .

Это

не означает, что Кеннеди или его ближайшие помощники отбросили идею космического партнерства с СССР. Сотрудники аппарата Белого дома подготовили к предстоящему венскому саммиту записку, в которой обозначили четыре потенциальных сферы для сотрудничества Советского Союза и США. В их число вошли космос, ядерные исследования, изучение Земли, биология с медициной. В записке содержалась рекомендация президенту Кеннеди «в случае, если ход встречи будет к тому располагать» поднять вопрос о сотрудничестве в одной из этих сфер во время бесед с Хрущевым [204] . А 29 мая специальный советник президента по национальной безопасности Мак-Джордж Банди представил президенту к грядущей встрече на высшем уровне «новый и значительно улучшенный меморандум из отдела Визнера». В документе говорилось уже только о четырех вероятных сферах для сотрудничества, две из которых были связаны с ядерной физикой, а две — с космосом. Что касается космических проектов, то в их число входили использование наземной инфраструктуры для совместных экспериментов, а также исследование планет с помощью автоматических аппаратов. Передавая документ президенту, Банди, однако, предостерег: «Когда будете делать предложения Хрущеву (относительно научно-технического сотрудничества. — Ю. К.) от своего имени, Вам, видимо, не следует идти дальше выражения личного интереса [в этих проектах]. Выскажите мысль о том, что данный вопрос должен быть обсужден экспертами на встрече, организованной послом [Льюэллином] Томпсоном» [205] .

203

Public Papers of the Presidents of the United States: John F. Kennedy. 1961, pp. 403-404. Цитировано в Harvey and Ciccoritti, op. cit., p. 77.

204

White Paper, «President's Meeting with Khrushchev, Vienna, June 3-4, Scientific Cooperation», no date, National Security Files (NSF), Box 234, JFK Library. Цитировано в Logsdon, To the Moon Together?, op. cit., p. 10.

205

Льюэллин Томпсон (1904-1972) — посол США в СССР в 1957-1962 гг. и в 1967-1969 гг.

Подобная предосторожность, по мнению Банди, не будет лишней, ибо «на практике процесс научного сотрудничества может идти очень трудно даже с друзьями и Вам ни к чему ставить собственный престиж на карту конкретных переговоров, которые в любой момент могут забуксовать по вине Советов» [206] .

Суммируя итоги встречи на высшем уровне в июне 1961 г., Сергей Хрущев сказал следующее: «Переговоры в Вене не дали результата. И с новым президентом отец не нашел общего языка. А это означало продолжение ядерной гонки» [207] . Основные причины разногласий остались. Хрущев угрожал Кеннеди тем, что подпишет договор с ГДР до конца года, после чего новое правительство этой республики отрежет доступ американцам в Западный Берлин. Со своей стороны, президент США заявил, что подобное неприемлемо, и в случае необходимости его страна применит силу, чтобы сохранить за собой подобный доступ. Не желая уступать американцу, Никита Сергеевич пригрозил ответить силой на силу, после чего какие-либо дальнейшие попытки «навести мосты» между Советским Союзом и Соединенными Штатами потеряли всякий смысл. Это и выразил в аллегорической форме хозяин Белого дома, когда сказал, что «грядущая зима будет холодной» [208] .

206

Memorandum from McGeorge Bundy to the President, «Specific Answers to Your Questions of May 29th Related to the USSR», May 29, 1961, POF, Box 126, JFK Library. Цитировано в Logsdon, To the Moon Together?, op. cit., pp. 10, 11.

207

Хрущев С.H. Указ. соч. Т. 2. С. 119.

208

Хрущев С.H. Указ. соч. Т. 2. С.116.

Впрочем, говорить о том, что Кеннеди не предпринял никаких «мостонаводящих» шагов, было бы несправедливо. Во время обеда в резиденции американского посла в Вене, по завершении первого заседания в рамках саммита, Кеннеди откровенно спросил Хрущева, «должны ли США и СССР вместе осуществить пилотируемый полет на Луну». Вопрос этот, несмотря на прямоту, был задан не официально, а как бы между прочим (сказалась, видно, рекомендация Визнера). Никита Сергеевич сначала по инерции ответил отрицательно, а потом полушутя добавил: «А собственно, почему бы и нет?». Когда же президент попробовал развить эту тему во время ответного обеда в резиденции советского посла, к главе Кремля, видимо, вернулось его серьезное настроение, и он прочел Кеннеди небольшую лекцию о внутренних и внешних факторах, способных повлиять на сотрудничество в космосе между СССР и США. Так, Никита Сергеевич, в частности, сказал, что в настоящее время он вообще накладывает «определенные ограничения» на советские лунные пилотируемые проекты, ибо осуществление их будет весьма дорогим. А это, в свою очередь, может отвлечь необходимые средства от укрепления обороны страны (недвусмысленный намек президенту).

Но Кеннеди, видимо с заложенным в его ирландском характере упрямством, вновь спросил Первого секретаря «в лоб», может ли вообще реализоваться совместная советско-американская лунная экспедиция. Пришлось Никите Сергеевичу объяснять «непонятливому» президенту, что сотрудничество в космосе невозможно без разоружения, ибо главные «действующие лица» в этом партнерстве — ракеты, — «могут быть использованы как для военных, так и для научных целей» [209] .

Позднее

Хрущев так обосновал в своих мемуарах нежелание сотрудничать в космосе с США: к тому времени у СССР была только одна «работающая» межконтинентальная баллистическая ракета — «семерка». Согласись Советский Союз участвовать с Соединенными Штатами в совместных космических исследованиях — и пришлось бы ему раскрыть перед потенциальным противником особенности конструкции этой МБР. А в инженерных способностях американцев Хрущев не сомневался. Стоит им, полагал он, взглянуть на советскую ракету, как они легко смогут ее воспроизвести. Дальше — больше. Иллюзий относительно боевых возможностей «семерки» Никита Сергеевич, оказывается, не питал, ибо опасался, что, скопировав ее, заокеанские специалисты тут же узнают о том, насколько эти возможности ограниченны. Значит, показав американцам свою ракету, заключает Хрущев, Советский Союз только продемонстрировал бы им свою слабость [210] .

209

Harvey and Ciccoritti, op. cit., pp. 78, 79.

210

Перевод из Khrushchev, N., op. cit., p. 54.

Таким образом, во многом из-за боязни руководства СССР раскрыть перед США свои «военно-стратегические карты», советско-американские «космические» отношения зашли в тупик. 6 сентября 1961 г. глава НАСА Уэбб, обращаясь к членам Американской ассоциации политических наук, в частности, заявил: «Очень жаль, что возможности для истинно международного сотрудничества в космосе не могут реализоваться из-за господствующей в мире политической ситуации. Советский Союз говорит о «желательности международной координации усилий всех стран и народов…» и заявляет, что «…для Советского Союза естественно и неизбежно играть ведущую роль в международных программах космических исследований…» Однако СССР лишь усиливает зависимость космической деятельности от политической конъюнктуры до такой степени, что даже подвергает резкой критике совершенно открытую программу метеорологических спутников «ТИРОС» (TIROS) [211] .

211

В рамках программы TIROS, осуществлявшейся в США с 1960 по 1966 г., было запущено 12 метеорологических спутников.

И это при том, что СССР, как и другим странам, предложили открытый обмен данными по облачному покрову. СССР в самом деле был приглашен принять участие в данной программе [212] . Впрочем, начав «за упокой», Уэбб закончил «за здравие»: «Несмотря на сложившуюся ситуацию, НАСА продолжит свои усилия по вовлечению всех наций в международное сотрудничество, включая СССР. Президент Кеннеди подтвердил свою решимость «продолжать попытки сделать Советский Союз партнером по совместной (космической) деятельности» [213] .

212

James E. Webb, «International Cooperation in Space», Address Delivered Before the American Political Science Association, St. Louis, Mo., September, 1961, NASA News Release, September 6, 1961. Цитировано в Harvey and Ciccoritti, op. cit., pp. 78, 79.

213

Ibid.

Слова Уэбба о намерениях Белого дома вскоре были подтверждены конкретными шагами американской администрации.

И вновь «всемирный» подход…

На этот раз Кеннеди решил действовать иначе и вернуться к казалось бы не оправдавшей себя тактике Эйзенхауэра в организации космического сотрудничества, а именно, использовать механизм ООН для недопущения милитаризации космоса. Подход этот, получивший название «всемирного» (all-nation), наглядно проявился в выступлении Кеннеди перед Генеральной ассамблеей ООН 25 сентября 1961 г. Суть его, с точки зрения американских национальных интересов, заключалась в следующем: Америка станет ведущей космической державой за счет главной роли, которую она сыграет в объединении усилий разных стран в области освоения космического пространства. То, что предшественник Кеннеди не смог ничего достичь на данном направлении, не остановило молодого президента. Очевидно, некоторые дипломатические новшества Белого дома, касающиеся международной космической деятельности, давали Кеннеди надежду на успех.

После венского саммита на формирование политики США в отношении СССР оказывал заметное влияние госсекретарь Дин Ачесон. По его мнению, Советский Союз должен чувствовать «твердую американскую руку» до тех пор, пока не смягчит свою позицию по Западному Берлину. Ачесон не рекомендовал руководству Соединенных Штатов обращаться к советским коллегам с какими-либо предложениями о сотрудничестве, ибо Кремль мог расценить их как проявление слабости со стороны США [214] . Понятно, что в подобных условиях Вашингтон не мог сделать Москве прямое предложение о сотрудничестве.

214

Корниенко Г. Указ. соч. С. 65.

Но если нельзя напрямую, то можно попробовать косвенно, через ООН. В Белом доме так и решили поступить. Правда, учли при этом предшествующий опыт.

Во-первых, Соединенные Штаты согласились с существованием связи между сотрудничеством в космосе и разоружением, то есть с тем, на чем настаивал Советский Союз. Хотя рассматривали они эту связь как бы с другого конца: с их точки зрения, именно успешное партнерство могло стать прологом к разоружению. Как отметил постоянный представитель США при ООН Адлай Стивенсон, «если мы без промедления сможем начать [сотрудничать], это послужит основой для ослабления напряженности, а также облегчит продвижение к общему и полному разоружению» [215] .

215

United Nations, General Assembly, First Committee, 14th Session, 4 December 1961, Address of US Representative Adlai Stevenson, A/C.l/PV. 1210, pp. 6, 16, 17.