Тайны любви
Шрифт:
Она не заставила себя долго ждать. Арман не простоял и десяти минут на пронизывающем ветру, как она появилась, одетая, несмотря на погоду, с изысканным совершенством — в черный блестящий плащ и шляпку в тон, глубоко надвинутую на уши. Пояс, туго затянутый на талии, подчеркивал роскошные формы. Она подала Арману руку, и тот поцеловал тыльную сторону перчатки из мягкой черной кожи. Улыбнувшись, она подставила щеку, и Арман слегка замешкался прежде, чем коснуться ее губами. Это рассмешило ее, и она протянула губы для поцелуя, но Арман отступил на полшага и напомнил, что им нужно поговорить.
— Ну,
— Сейчас снова пойдет дождь, давай найдем уютное кафе, — предложил он.
Но Доминика решительно отвергла предлагаемый комфорт. Он сам настоял на встрече в людном месте, не согласившись пригласить ее к себе или прийти к ней. В таком случае беседа состоится на свежем воздухе — или не состоится вообще. Делать было нечего и они медленно побрели по мокрому от дождя, тускло мерцающему булыжнику вдоль собора вниз. Перейдя мост, они оказались на другом острове, Сен-Луи, и пошли вниз по набережной вдоль реки.
— Почему ты вздумала преследовать меня, Доминика? — спросил Арман. — Признаю, что не должен был уходить так внезапно и без объяснений. Мне очень жаль, и я прошу прощения за грубость. Но мы ведь никогда не любили друг друга, и ты не станешь утверждать, что я был единственным мужчиной, с которым ты состояла в интимных отношениях.
— Не понимаю, чем ты недоволен. Неужели тем, что я отдалась тебе на приеме у Бриссаров? Или тебе пришелся не по вкусу утренний визит, когда я забежала на минутку, чтобы немного напомнить о былых радостях?
— Но речь не об этом! — воскликнул Арман. — Доминика, между нами все кончено.
— Боже, как все переменилось! — сказала она язвительно. — Всего несколько недель назад ты был бы вне себя от восторга, приди я неожиданно голой, чтобы немного развлечь тебя за завтраком.
Набережная была почти пустынна; холод и сырость заставили даже бродяг, не расстающихся с бутылкой дешевого вина, покинуть насиженные места под мостами. В воздухе было так сыро, что старые заброшенные дома на другом берегу реки едва виднелись сквозь завесу тумана. Лишь одинокий рыбак сидел, закутавшись в непромокаемую накидку, свесив ноги с каменной набережной и с бесконечным терпением безумца уставившись на поплавок, подпрыгивавший на серой, грязной воде.
Арман и Доминика пошли дальше, продолжая спор, как вдруг снова начался дождь. На сей раз это был не мелкий осенний дождичек, а настоящий холодный ливень, который, казалось, никогда не кончится. Арман схватил Доминику за руку, и они побежали по набережной к следующему мосту, чтобы укрыться под ним.
— Ты сам сказал, что никогда не любил меня, — проговорила она укоризненно, — а теперь ты меня ненавидишь!
Под мостом дождь был им не страшен, и они могли чувствовать себя свободнее. Доминика взглянула ему в лицо.
— Почему? — спросила она. — Что я сделала, чтобы заслужить твою ненависть?
— У меня нет ненависти к тебе, Доминика, пожалуйста, не говори так, — Арман взял ее за руки. — Я считаю тебя близким другом, поверь мне. Но — как бы тебе объяснить…
— Не трудись, — перебила она. — Я понимаю тебя лучше, чем ты сам понимаешь себя. Ты чудовищно непостоянен,
— Я знаю, — согласился он. — Но что я могу поделать?
Доминика прислонилась спиной к серой каменной опоре моста, а он придвинулся поближе, чтобы прикрыть ее от ветра. Поскольку Доминика была на полголовы ниже, она приподнялась на цыпочки и поцеловала Армана.
— Ты неподражаем, — прошептала она. — Так, значит, мир?
— Ты говоришь серьезно? — спросил он, в ответ она снова поцеловала его. Губы были холодными, но язык, которым она коснулась кончика его языка, был теплым. Нежный поцелуй длился долго, настолько долго, что Доминика успела расстегнуть пальто Армана и дотронуться рукой в перчатке до мягкой выпуклости под брюками. Арман принял вызов. Он быстро оглянулся налево и направо: они были одни под мостом, а завеса дождя скрывала их с обеих сторон от любопытных взоров.
— Предупреждаю, моя милая Доминика, я больше не собираюсь играть роль жертвы, — сказал он, беря ее за запястья и благоразумно кладя ее руки себе на плечи, подальше от опасного места.
— Так что же мы будем делать, Арман?
— Я должен наказать тебя.
— Запрещаю! — воскликнула она, ее голубые глаза сияли.
Он развязал тугой пояс, расстегнул блестящий мокрый плащ и распахнул его, обнаружив под ним шерстяной свитер с высоким воротом и эффектным рисунком из черных и белых ромбов и черную юбку. Рука Армана немедленно нырнула под юбку и шелковую сорочку и поползла вверх, пока не добралась до обнаженной кожи на бедрах, там, где заканчивались чулки.
— У тебя руки холодные! — запротестовала Доминика. — Прекрати, Арман!
Рука была действительно холодной. Выходя из дома, он забыл захватить перчатки, настолько он был раздосадован и смущен после телефонного разговора с Доминикой. Теплые бедра крепко сжали руку, мешая ледяным пальцам двигаться дальше, к самой сердцевине нежных прелестей.
— Я предупреждал, ты будешь наказана.
Он прижался губами к ее губам, она немного приоткрыла рот, и теперь его язык трепетал в ответной ласке. — Поцелуй длился еще дольше, чем предыдущий, и оказался не менее приятным, а может быть, и более, потому что через несколько секунд Доминика расслабила бедра и выпустила руку Армана. Та, немного согретая прикосновением к обнаженной коже, продолжила короткое и захватывающее путешествие вверх и наткнулась на вышитый край трусиков. Арман поинтересовался, то ли это абсолютно прозрачное произведение, о котором она, насмешничая, упомянула по телефону.
— О, да, — ответила Доминика. — Я же говорила, что надену их специально для тебя. Они сделаны из нежно-розового шелка и такие тонкие и прозрачные, что все просвечивают.
Сейчас трудно было проверить, говорит ли она правду, да это и не имело значения. Арман просунул руку под нижнее белье и сжал в ладони источник самых восхитительных наслаждений. Арман вновь прильнул к губам Доминики в долгом поцелуе, прижимая ее голову к каменной опоре, и закрыл глаза, дав полную волю пылкому воображению. Он мысленно увидел светло-каштановые завитки, просвечивающие сквозь тонкий, как паутина, шелк.