Тайны митрополита
Шрифт:
– Поди, Никола, от греха! – окликнул его сзади князь.
– А? – изобразив на лице удивление, развернулся Булыцкий, но так, чтобы не дать митрополиту и князю увидеть друг друга.
– Ты чего вздумал о себе?! – затрясся в гневе Донской, да так, что преподавателю аж не по себе стало, да, честно сказать, желание появилось в сторону отойти; разбирайтесь, мол, меж собой сами, а меня не замайте.
– Вот тебе, князь, бронза да мое толкование, – пересилив себя, да стараясь говорить так, чтобы оба услыхали его. – Калита колокол тот забрал в знак того, что признает Тверь власть Москвы.
– Ну. – Обалдев от такого
– Признать да смириться – дела разные. Вон князь-то Тверской, Мишка, сколько раз мечи против тебя поднимал, а? До тех пор колокол и висел. А как крест поцеловал тебе Михаил Иванович на верность, да княжича отдал на обучение, так и оборвался он. Так, видать, на то и знамение, что защита тебе да помощь в начинаниях твоих, – склонившись в поклоне, закончил пожилой человек.
– Поясни-ка, – прищурившись, потребовал Дмитрий Иванович.
– Чего несешь, чужеродец? – насупившись, прошипел владыка.
– Вот тебе, князь, бронза для пушек! Вот! Раньше о бедах да о радостях лишь упреждал он, а теперь ворогам смерть слать будет! Против ордынцев гнев свой обратит праведный!
– Не бывать такому, – взвился Киприан, – колокола чтобы освященные на дела мирские, а паче военные, переплавлять! Грех!
– Дай мне, Никола, пушек. По весне ох как пригодятся, – глядя в упор на собеседника, негромко, но твердо распорядился князь.
– Будь по-твоему, – склонился в знак согласия преподаватель.
– Куски собрать да Николе отдать! – резко разворачиваясь, отчеканил грозный муж. – Сроку тебе, – бросил через плечо князь, впрочем, тут же осекшись, через секунду продолжил. – Не загуляй гляди! Много времени не дам! Но и от тебя орудий жду ладных!
– Анафема! – взвыл Киприан, бросаясь на обломки колокола так, словно бы телом своим собрался укрыть его.
– Оставьте нас, – сурово бросил князь столпившимся за спиной. Те, сдержанно о чем-то перешептываясь, покинули храм.
– Анафема! Анафема, анафема, – словно заклинание повторял Киприан, с ненавистью глядя то на князя, то на пожилого человека.
– Место свое, владыка, знай, – глядя сверху вниз на распластавшегося старика, бросил князь. – А паче у Патриарха Вселенского поспрошай, а ту ли паству за собой ведешь? [109] День на раздумья тебе. – Резко развернувшись, Донской покинул храм.
– Хочешь пророчество от чужеродца? – оставшись наедине с Киприаном, пенсионер двинулся прямо на распластанного оппонента.
109
Официально Киприан был рукоположен митрополитом Киевским. Из-за целой сети интриг (в том числе и великого князя Московского) в действительности он не получил сан митрополита Московского.
– Изыди! – поспешил откреститься от Николы тот.
– А ты слушай! – не обращая ни малейшего внимания на протесты, продолжал пенсионер. – Труды твои канут в Лету, и имя твое забудут. Все, делал что ты – временем сотрется, да Пимен в Москву Владыкою вернется! [110]
– Типун тебе на язык! – крестясь дрожащими руками, прохрипел служитель.
– А все потому, что не поладишь с князем великим да
110
На самом деле митрополит Киприан вошел в историю как деятель, сделавший очень многое для приведения к единому чину многих таинств. Изгнанный из Москвы великим князем Московским, тот продолжил работы.
– Пощади, Никола, – жалобно протянул Киприан. В ответ тот лишь плечами пожал: мол, как скажешь. Так и сидели мужчины в полной тишине, слушая, как утихает за окнами пурга. До самого утра сидели. Киприан, истово крестясь и молитвы читая, а Николай Сергеевич, любуясь вдруг ставшими такими родными образами да иконами.
– Грех великий – гордыня, – глухо заговорил Киприан, едва лишь первые солнечные лучи пробились сквозь полумрак храма, – да грех тот – на мне. Замыслил себя выше князя, да с Богом наравне, да не подумал, что людина лишь грешная. Князю перечить – воле Господа противиться да строптивость свою показывать. Не должно быть такому! – поджав колени и раскачиваясь, в такт словам своим, монотонно бубнил митрополит. – Укором своим Небеса прогневал. Укором своим пятно на душу бессмертную поставил.
– Прости, владыка, что вмешался, – молвил Николай Сергеевич. Негромко, но акустика часовни многократно усилила его голос. Так, что Киприан вздрогнув, резко открыл глаза.
– Ты? – прищурился владыка.
– Не хотел ссоры твоей с князем; вот и вмешался, – глядя на старика, продолжал Николай Сергеевич. – Замирись. Замирись, не поздно пока! Крут Дмитрий Иванович, да отходчив. Замирись, Богом прошу тебя. Замирись, не поздно покуда.
– Не твоего, чужеродец, ума дело, – оскалившись и глядя куда-то за спину собеседнику, прошипел митрополит.
– Про Тохтамышев поход мне то же самое говаривали; забота не твоя, не лезь, – в сердцах бросил пенсионер, поднимаясь на ноги. – Мне-то какое дело? – с ненавистью пнув один из осколков, да так, что он с противным звоном улетел к стене, прикрикнул трудовик. – Да никакого! Жрите друг друга! Рвите! В порубы сажайте! Мне-то беда какая?!! За каждого подумай, за каждого что-то сделай, а потом еще и крайним будь! Надоели!!! Все!!! Возвращаюсь к Сергию и знать вас не знаю! – развернувшись, он замер. Прямо на него, оскалившись, надвигались двое вооруженных мужиков, в одном из которых признал пришелец того самого беззубого, что лобызаться полез на скоморошьих потехах.
– Большой грех отворотить дабы, малый совершить надобно бы. – Оскалившись, митрополит сжался в клубок, как змея, к броску готовящаяся. – Не дам имя Божье попрать! Не дам вере в Господа угаснуть! Не позволю, чтобы Православие святое мир делило с другими, – тяжело дыша, выплевывал тот слово за словом. – Феофан – душа недалекая, по-своему все учудил…
– Как же так, владыка? – обалдело уставился на него пенсионер. – Угрим, Тимоха, Некомат? Грех… смертоубийство!
– Ведать не ведаю про Некомата, – оскалился в ответ тот. – Остальные смерть во имя веры мученическую приняли, да во имя будущего великого! Знак мне, грешному!