Тайны Парижа. Том 1
Шрифт:
— Да, — сказал Лемблен.
— Итак, вы ничего более не требуете от нашего общества?
— Ровно ничего.
— Отлично.
Тогда полковник обратился к Эммануэлю.
— Вы чуть не лишились наследства маркиза Флара, вашего приемного отца, пожелавшего жениться, когда ему стукнуло шестьдесят пять лет. Вы никогда не добились бы права носить его имя, если бы генерал де Рювиньи был жив. Благодаря нашему обществу генерал и маркиз умерли вовремя, и вот теперь вы маркиз де Флар-Монгори и супруг баронессы Мор-Дье. Удовлетворены ли вы?
— Конечно, — согласился
— Нужны мы вам еще?
— Нет.
Полковник обратился тогда к д'Асти.
— А вы, шевалье?
— Я, — сказал д'Асти, — катаюсь, как сыр в масле, в своем замке Порт, а пятьдесят тысяч ливров жены кажутся мне совершенно достаточной рентой для такого благонравного дворянина с сельскими вкусами, каков я.
— Итак, вы ничего более не требуете?
— Ничего, кроме вашего дружеского расположения.
— А вы, господин Мор-Дье, вы получили по закону миллион после смерти отца, который, без сомнения, не оставил бы вам его?
— Говоря по правде, полковник, я удовлетворен вполне.
Наконец полковник сказал де Ренневилю:
— Вы же более обязаны случаю, чем нам; вы разбогатели без нашей помощи. Общество к вашим услугам.
— Честное слово, — возразил виконт, — я ровно-таки ничего не хочу.
Полковник ожидал именно такого ответа. Он принял важный и загадочный вид и продолжал:
— Следовательно, из семи членов общества пятеро вполне счастливы, а один умер. Мертвым ничего не нужно; значит, остался только я, ваш глава, который ничего не получил. Надеюсь, господа, что вы никогда не считали меня таким человеком, который делает добро ради добра, нечто вроде благодетеля человечества, совершенно бескорыстным.
— Конечно, нет, — сказал шевалье. — И общество готово служить вам, полковник.
— Увы! Господа, — вздохнул полковник. — Я слишком стар для того, чтобы блестящая партия могла упрочить мое будущее, и у меня нет надежды на получение наследства. Я не хочу просить у вас ни убить мужа, ни дядю, ни кузена…
— Ну, что ж! Общество исполнит все, чего бы вы ни пожелали.
Полковник подумал с минуту, потом сказал:
— До сих пор я извлек единственную пользу из моего труда: я до мелочей изучил жизнь каждого из вас и написал ее в двух экземплярах с приложением оправдательных документов.
Все присутствовавшие вздрогнули.
— Копия с моих мемуаров находится на корабле, отходящем в Америку. Оригинал хранится у старого доверенного слуги, получившего приказание в случае, если бы я не вернулся в течение двадцати четырех часов, отнести его королевскому прокурору вместе с вашими письмами.
— Полковник! — воскликнул д'Асти с упреком.
— Друг мой, — спокойно продолжал полковник, — дело всегда остается делом… вы можете не согласиться на мое предложение… вы можете убить меня… Боже мой! Все надо предвидеть…
— Ого! — проворчали некоторые из членов общества. — Он хочет потребовать себе львиную долю.
— Господа, — продолжал полковник, — мне казалось, хотя, быть может, я и ослеплен в данном случае авторским самолюбием, что мои мемуары стоят миллион;
— Клянусь! — воскликнул шевалье. — Ваши требования настолько же скромны, насколько справедливы.
— Господа, вас пятеро, — сказал полковник, — пусть каждый из вас подпишет мне чек в двести тысяч франков на своего банкира, и мы будем квиты. Я сожгу свои мемуары и уеду в провинцию…
Хотя, говоря это, полковник казался вполне спокойным, но он гладил рукою рукоятку револьвера, лежавшего в широком кармане его гусарских брюк, и приготовился пустить пулю в голову первому возразившему; к счастью, все были у него в руках и все подписались…
На следующий день компрометирующие письма и бумаги были сожжены до последней, и Арман очутился обладателем пятидесяти тысяч ливров годового дохода. Но был на свете еще один человек, также писавший мемуары и завещавший своей несчастной вдове страстную и мрачную повесть этого общества бандитов, сделавшихся мстителями за обиженных судьбой, а вдова, прочитавшая эти мемуары, поклялась над гробом покойного отомстить за Гонтрана де Ласи.
XIX
— Как? Неужели мы все заснули? — воскликнул один из гостей, осушив свой стакан и взглянув на собутыльников.
— Никогда! — ответил свежий, звонкий голосок двадцатилетней женщины.
Вопрос и ответ раздались в декабре 185* года, в 5 часов утра, в столовой известной дамы полусвета.
Фульмен — царица кордебалета того времени, прославившаяся менее своим хореографическим талантом, чем страстной любовью, которую питал к ней лорд Г., ирландский пэр, богатый, как индийский набоб, и смертью двух или трех великосветских молодых людей, убивших друг друга на дуэли или покончивших самоубийством, — давала ужин в своем хорошеньком отеле на улице Малерб в Елисейских полях.
Лорд Г. устроил из этого отеля рай в миниатюре при помощи одного архитектора, настоящего артиста, а Фульмен собрала там на двести тысяч франков разных дорогих китайских безделушек, по которым сходят с ума женщины такого сорта, как она.
Вина, не перестававшие с самой полуночи играть желтым и зеленым цветами в хрустале стаканов, могли бы привести в восторг даже самого великого визиря. Меню ужина было составлено Шеве. Однако приглашенных было немного, не более восьми или десяти человек. Самым старшим из присутствовавших был тридцатилетний голландский банкир, а самой младшей — энженю театра «Водевиль», которой только что минуло шестнадцать лет.
— Друзья мои, — сказала Фульмен, садясь за стол, — я пригласила вас для того, чтобы узнать ваше мнение насчет одного обстоятельства, которое легко может случиться очень скоро и которому я придаю большое значение.
— Уж не собираешься ли ты выйти замуж? — спросила Мальвина, брюнетка с китайским разрезом глаз, черные, как смоль, волосы которой вились, как у негров.
— Именно, — ответила Фульмен с особенным ударением.
— Пустяки!
— Дети мои, знаете ли вы, что я сильно старею?