Тайны Парижа. Том 1
Шрифт:
Леона страшно негодовала в душе на полковника; она твердо решила рассказать Гонтрану все, но тот, как мы уже знаем, не захотел выслушать ее и грубо приказал ей возвратиться домой. Леона провела отчаянную ночь, безотчетно чем-то волнуясь и мучаясь страшными картинами, которые ей рисовало ее пылкое южное воображение. Ей казалось, что ее дорогой Гонтран уже убит на дуэли, и эта мысль приводила ее в трепет, и она давала клятвы с суеверным благочестием итальянок, которым опасность внушает мимолетную веру.
То вдруг она вспоминала, что Гонтран будет неумолим и не простит ей ее вторичной измены, и ею овладевал ужас; она представляла себя коленопреклоненной, ожидающей смерти от человека, которого она презирала.
Перед
Что произошло в эту ночь? Это покрыто мраком неизвестности. На другой день на улице Шоссе д'Антэн собралась толпа любопытных. Леону нашли мертвой в ее будуаре. Письмо, написанное ее рукою, лежало развернутое на маленьком столике…
«Сегодня, 25-го июля 183… — диктовал Гонтран Леоне с мрачным хладнокровием, которое лишило ее последней надежды, — я была причиной дуэли между Гонтраном де Ласи и де Верном, которого я любила…»
В газетах было сообщено следующее известие:
«Сегодня, неизвестно в котором часу, женщина, которую знал весь веселящийся Париж, лишила себя жизни. Из короткой, оставленной ею записки можно заключить, что причиной смерти была несчастная любовь».
XVIII
В то время, как эти события происходили в Париже, Эммануэль, приемный сын покойного маркиза де Флара, все еще жил в Мор-Дье. Он написал письмо полковнику, в котором описал волнения баронессы и как она приняла его признание в любви. Когда он кончил письмо, часы пробили девять.
— Ну, — решил он, — нечего дольше колебаться; оставаться после того, как она выразила желание, чтобы я уехал, было бы глупо, притом разлука разожжет зарождающуюся страсть…
Эммануэль отправился к баронессе проститься. Он не мог уехать, не поцеловав ее руки.
На его вопрос, может ли он увидеть госпожу Мор-Дье, ему объявили, что баронесса уже давно уехала верхом.
— Куда? — спросил молодой человек, понявший, что она избегает встречи с ним.
Этого никто не знал; она уехала, ничего не сказав, по дороге в Шатору.
«Я не могу уехать, не увидав ее в последний раз, — подумал Эммануэль. — Я подожду ее возвращения».
Итак, в то время, как Эммануэль решил ждать возвращения баронессы, чтобы затем покинуть Мор-Дье, она быстро мчалась на лошади, почти не выбирая дороги.
Госпожа Мор-Дье почувствовала, как сердце ее застучало, когда накануне к ее ногам склонился Эммануэль де Шаламбель, и это ошеломило и увлекло ее, которая никого не любила, кроме своего старого, нелюдимого мужа.
Если у тридцатилетней женщины явится желание быть любимой,
Но утром, когда она раскрыла окно и подставила свое разгоряченное лицо под свежий ветерок, она сразу пришла в себя… В четверти лье от ее окна находилось сельское кладбище, где покоился ее муж под большим черным памятником, казавшимся среди окружавших его крестов как бы дворцом, окруженным бедными хижинами. Вид этого памятника напомнил молодой женщине о данной ею клятве умирающему мужу и о молодом человеке, о котором она обязалась заботиться с материнской любовью и которому должна была передать неприкосновенным оставленное его отцом состояние. Было прекрасное летнее утро; птицы распевали на деревьях, все кругом зеленело и благоухало. Госпоже Мор-Дье показалось, что действительное счастье ее там, среди воспоминаний о минувшем и в будущем благополучии де Верна, а также и в этом уединении, куда Бог посылает ей солнечный луч, где она наслаждается пением птиц, запахом жасмина, лицезрением роскошного пейзажа, окаймленного лесом, и где находят себе успокоение мечтательные души и люди с разбитым сердцем.
И она отреклась от Эммануэля, а для того, чтобы решение ее осталось непоколебимо, она захотела избежать прощания с ним; она вскочила на лошадь, сама не зная, куда поедет, и в то же время не желая вернуться раньше полудня. Проехав некоторое расстояние по дороге в Шатору, она свернула на узкую тропинку; с одной стороны там шла изгородь, обвитая плющом и ползучими растениями, а с другой протекала речка, на высоких берегах которой росли плакучие ивы, а русло преграждала плотина мельницы, находившейся на расстоянии одного лье. Лошадь пошла шагом. Наездница опустила руку и погрузилась в думы.
Дорога и река скоро свернули в сторону, и перед всадницей открылась дикая живописная долина, местами покрытая группами высоких деревьев. Если бы не доносившийся издали шум мельницы, то ничто не нарушало бы этого уединения, так как нигде не было заметно присутствия человека. Долина делала последний поворот, и вслед за тем в чаще плакучих ив и вязов открылся низенький беленький домик, расположенный среди небольшого луга, покрытого голубым вьюнком и белыми маргаритками. Это и была мельница.
Когда баронесса подъехала, мельник, сидевший верхом на сучке вяза, подрезал его ветви и снимал гусениц. Жена его сидела на пороге. Два мальчика с рыжими волосами, загорелыми лицами и умными глазками резвились около нее на траве.
Увидав владелицу замка, мельник спрыгнул с дерева, а мельничиха почтительно встала с места. Оба они были молоды и красивы, хотя красота их была грубая от частого пребывания в поле; они любили друг друга просто и без размышления. Мельница составляла все их богатство, дети были их единственной радостью, а любовь — отрадой. Баронесса провела два часа среди этого немудреного счастья, и впервые у нее явилась мысль о счастье в материнстве. Она почувствовала, что раскаивается в том, что отказалась от любви, которую накануне предлагал ей Эммануэль. Возвращаясь в замок, она сомневалась уже в самой себе и пламенно желала, чтобы он уехал во время ее отсутствия. Напрасное желание! В ту минуту, когда она подъехала к решетке парка, она увидала в конце аллеи, у крыльца, почтовую карету Эммануэля. Он не уехал! Баронесса побледнела, и кровь прилила у нее к сердцу, которое учащенно забилось.