Тайны подводного Каспия
Шрифт:
Все пробьет, все осилит науки
свет. Каждый сможет сегодня
достичь своего,
Коль усвоит, что знание
сила его. "Огонь". Аббас Сиххат
Тяжелый жалобный стон послышался из мрака. Откуда-то издалека доносились крики и брань грубых людских голосов. Новрузов, придя в сознание, сделал попытку подняться, что завершилось неудачей. Все его тело ломило, в ушах стоял непонятного рода гул, голова безумно трещала от боли, а в легких была необъяснимая тяжесть. Почувствовав на своей шее влагу, Джафар заставил отяжелевшую руку прикоснуться к горлу. Поднес руку к глазам и невидящим взглядом уставился на ладонь. Только по истечении нескольких минут зрение его восстановило свою работу, и он смог разглядеть алые пятна крови на руке. Попытался сглотнуть ком, стоящий в горле, но режущая боль в гортани
Стон, раздавшийся близ него, привлек внимание археолога, но организм его был настолько слаб, что он не сразу смог собраться с силами и повернуть голову. Он встрепенулся, заметив подле себя своего друга и покровителя Марифа, сына Кутира. Одежда того была вся окровавлена от ран, нанесенных ему разбойниками. Он тяжело дышал и тихо стонал от невыносимой муки.
Новрузову стало не по себе, когда он увидел товарища в таком положении, хотя его собственное состояние было также тяжелым. Он с трудом перевернулся на бок и обомлел, узрев вокруг себя человеческие трупы, в груде которых находился он сам. То были спутники каравана Марифа, отдавшие жизнь за спасение своего господина. Сам же владелец каравана был на волосок от смерти и готов был отдать душу Всевышнему.
– Мариф... ты... слышишь... меня?
– еле проговорил профессор.
Однако тот не дал ответа. Джафар приложил усилие и провел рукой перед его лицом. Глаза Марифа были открыты, а взгляд затуманен.
– Мариф... как ты... ответь мне... ну скажи хоть что-нибудь... прошу тебя... прошу, только не молчи...
– Но тот по-прежнему тихо стонал и не слышал обращения к нему ближнего. Видя предсмертное состояние своего благодетеля, Джафар прослезился. Сознание собственной вины из-за произошедшего давило на разум пришельца из далекого будущего.
"Это я во всем виноват, - с горечью подумал он.
– Если бы... о, если бы я подождал Атропата в Хагматане, и не пустился следом за ним до Вавилона, то сегодняшней трагедии не было бы...." - Прости меня, Мариф... прости... взяв его руку в свою, промолвил Новрузов.
Почувствовав чье-то прикосновение к своей руке, раненый в полусознательном состоянии прохрипел: - Кто... здесь?
– Это я... я... Джафар...
– опустившись к самому уху товарища, ответил тот скорбным голосом.
– Джа-фар...
– тяжело дыша, произнес умирающий...
– кольцо... пе-чать... дай... А-к-к-у^с-и...
– с последним вздохом выдохнул он, и, забившись в предсмертных конвульсиях, притих.
Слезы раскаяния потекли по щекам Новрузова. Он еще никогда не чувствовал себя столь подавленным и разбитым, никогда не ощущал себя виновником чьей-то смерти. Сознание вины тяжелым бременем легло на плечи странника во времени.
– Прости меня... друг....
Сняв перстень-печать с пальца покойника, Новрузов дотянулся до кошелька "добродетели", пришитого к священной зороастрийской рубашке, и спрятал его туда. Только он успел припрятать эту вещичку, как над ним возникла чья-то темная фигура.
– Смотрите-ка! А этот все еще жив!
– крикнул мужчина кому-то, находившемуся близ него.
– После моего аркана?
– изумился другой.
– Потерял ты, значит, свою сноровку, - подтрунил первый.
– Нет, дело не в этом. Просто он живучий, как мой пес. Что я только не сделал, чтобы избавиться от него, но он все равно выживал. И топил его, и душил, и морил голодом, и избивал ремнем, - так все равно ходил всегда и всюду за мной.
– И что же ты с ним сделал? Я что-то давно его нигде не видел.
– Я зарезал его, содрал с него шкуру, а потом сварил.... Разве мое угощение не пришлось вам по вкусу?
– Так это была твоя дрянная псина?! То-то я подумал, отчего этот козлик такой худой.... Вот мерзавец, подсунул нам свою псину...
– А как же нам поступить с ним?
– спросил бывший хозяин собаки.
– Тоже съесть?
– Вот дурак! Ты что, с голодухи решил перепробовать все, в чем теплится кровь? Нет уж, этого я тебе не отдам. Если он выжил, то пусть станет моим рабом.
– Но ведь это я поймал его, - ощетинился другой.
– Так что я буду считаться его владельцем.
– Как бы не так! Ты даже собаку свою не мог содержать, что уж говорить о персоне людской породы. Он будет моим!
– Нет, он мой!
– Ты его упустил... значит, он...
– Он мой - и точка!
Завязавшийся спор
– Что это вы там не можете поделить?
– после продолжительной ругани спросил он.
– Да вот, тут среди трупов нашелся живой, и я хотел оставить его себе...
– Но ведь он попался в мой аркан, и посему принадлежит мне....
– Закрой пасть, псинолюб!
– гаркнул здоровяк.
– Это ты мне сказал?
– Заткнитесь оба! прикрикнул главарь.
– Приведите этого пройдоху ко мне, я сам во всем разберусь.
Двое из банды, притязавшие на право владеть "добычей", подхватив Новрузова за плечи, поволокли к атаману. Джафар был настолько слаб, что не мог самостоятельно передвигаться. Подведя его к главарю, соратники остановились.
Глава разбойничьей банды был низкорослым и кряжистым человеком лет тридцати-тридцати пяти, в кожаной одежде с сотнями металлических пуговок, схожих с пластинками-чешуйками. На голове у него была терея - шлем из звериной шкуры, а сбоку висел длинный меч с костяными обкладками, в деревянных ножнах, обтянутых кожей, с металлическим наконечником. Вид у него был свирепый и неистовый, что еще больше подчеркивали многочисленные шрамы на смуглом бородатом лице и острый, орлиный взгляд карих глаз.
– Кто такой?
– недобро поглядев на пленного, спросил главарь мардов - Гиреад.
В отличие от Верхней Мидии и прикаспийской зоны, в центральной части Иранского плато в разговорной речи более всего отдавалось предпочтение не эламскому, а арамейскому языку. Поэтому профессор не сразу смог понять, на каком языке обращался к нему незнакомец.
– Он что, глухой?
– недовольно обратился Гиреад к своему подручному, находившемуся возле него. Расшевели-ка его, да поживей! У меня нет времени нянчиться тут с калеками. Поди, развяжи ему язык!
Мужчина, облаченный в кожаные доспехи, выступил вперед и, выхватив клевец*, вцепился в растрепанные волосы Новрузова. Откинув его голову назад и увидев глубокую кровоточащую рану на шее, он не решился причинить ему еще большие муки.
– Да он полуживой! Стоит ли его терзать?
– Кто ты такой? Как тебя звать?
– Джафар... Джафар, сын Нуреддина...
– хриплым голосом ответил тот.
– Слышали когда-нибудь о таком?
– Нет, - ответили бандиты на вопрос главаря.
– Значит, выкуп за него нам не светит, - огорчился Гиреад.
– Но и убивать тебя мы тоже не намерены. Тот, кому дарована вторая жизнь, не должен так скоро лишиться ее. Что ты умеешь делать, Джафар?
– Все!
– не задумываясь, сказал Новрузов на арамейском.
– Ишь ты какой? Эдакий кудесник. А меч держать умеешь?
– Да.
– Поставьте его на ноги и дайте ему меч.
______________ * Клевец - боевой топор кочевников - иранцев.
Приказ атамана тотчас был исполнен. Пленника поставили на ноги и дали оружие. Протянув руку с мечом вперед, Новрузов простоял в таком положении с минуту.
– Ну, я жду.
– Чего?
– Покажи себя, - потребовал Гиреад.
– А разве меня плохо видно? Главарь насупил брови.
– Ты сказал, что умеешь держать меч.
– Так я и держу его.
Наступившую тишину прорезал басистый смех Гиреада, который подхватили и остальные.
– Ну и шутник же ты, сын Нуреддина, - все еще смеясь, сказал разбойник-мард.
– Каким еще фокусам ты обучен?
– Всяким. Вот только при мне нет больше моих волшебных предметов, иначе я показал бы и другие чудеса. Какие еще волшебные предметы?
– Моя сумка. Она была на мне, когда я встретился с вашими молодцами, а сейчас...
– Верните его сумку с добром, велел Гиреад.
В задних рядах послышалось шушуканье и недовольное бормотание, но, несмотря на это, спустя меньше чем минуту, сумку вернули владельцу. Взглянув внутрь, Джафар проверил ее содержимое. Все было на месте.
– Ну, какие еще чудеса ты покажешь?
– Доблестный воин, хотел бы ты прожить свою жизнь за минуту?
– Что?
– Бросив злобный взгляд на пленника, тот положил руку на эфес своего меча.
– Также и я не хотел бы сию минуту раскрыть тебе все свои тайны, - пояснил профессор.
Гиреад удивился, но удовлетворился ответом.
– Владеешь ли ты волшебством письма?
– спросил атаман.
– Я пишу охотно и быстро и ценю красоту письма.
– И на скольких же языках ты пишешь?
– Я владею двенадцатью языками, половина из которых еще не сложились.