Тайны русской дипломатии
Шрифт:
Но Ларисе не сиделось на месте. Пешком, верхом, на автомобиле — она моталась по стране и жадно набиралась впечатлений. Они-то и стали основой книги «Афганистан», которая была издана по возвращении Ларисы в Москву. Первые впечатления Ларисы — однозначно отрицательные. «Я оказалась в каком-то мертвом Востоке, — пишет она. — Ни проблеска нового творческого начала, ни одной книги на тысячи верст. Упадок, прикрытый однообразным и великолепным течением обычаев. Ничего живого. Эти города неумолимо идут к вымиранию, к праху и пыли — все к той же пустыне, из которой они возникли».
А вот нечто положительное и, я
«Лучше всего сады и гаремы. Сады полны винограда, низкорослых деревьев, озер, лебедей, вьющихся роз, граната, голубизны, пчелиного гудения и аромата, причем такого густого и крепкого, что хочется закрыть глаза и лечь на раскаленные плиты маленького дворика. Тишина здесь такая, что ручьи немеют, и деревья перестают цвести.
Вот и гарем. Крохотный дворик, на который выходит много дверей. За каждой дверью — белая комната, расписанная павлиньими хвостами. В каждой комнате живет женщина-ребенок, лет тринадцати — четырнадцати, низкорослая, как куст винограда. Их волосы заплетены в сотню длинных черных косичек. Они очень красивы, эти лукавые и молчаливые бесенята в желтых и розовых шальварах».
А потом Лариса попала на праздник. Как ни странно, это была очередная годовщина Великого Октября. Оказывается, Аманулла-хан, в знак уважения Советской России и ее заслуг в деле освобождения Афганистана, повелел считать 7 Ноября государственным праздником.
«Лошади бросаются в сторону от барабанного боя, южный ветер полощет бесчисленные флаги, в том числе и красный РСФСР, словом, праздник в самом разгаре. Но к смиренному ротозейству толпы племена сумели прибавить так много своего, героического и дикого, что этот казенный праздник стал действительно народным! — восторженно пишет Лариса. — Их позвали плясать перед трибуной эмира — человек сто мужчин и юношей, самых сильных и красивых людей границы, среди которых голод, английские разгромы и кочевая жизнь произвели тщательный отбор. Из всех танцоров только один оказался физически слабым, но зато это был музыкант, и какой музыкант! В каждой клеточке его худого и нервного тела таился бог музыки — неистовый, мистический, жестокий.
Этот танец — душа племени. Пляска бьется, как воин в поле, умирает, как раненый, у которого грудь разорвана пулей того сорта, что в Пенджабе и Малабаре бьет крупного зверя и повстанцев. Они танцуют не просто войну, а войну с Англией».
Это — впечатления журналистки. А вот — наблюдение комиссарши, которое тут же было зашифровано и отправлено в Москву:
«У Амануллы-хана огромный природный ум, воля и политический инстинкт. Несколько столетий назад он был бы халифом, мог бы разбить крестоносцев в Палестине, опустошить Индию и Персию и умереть, водрузив полумесяц на колокольнях Гренады и Царьграда. В наши дни, затиснутый со своей громадной волей между Англией и Россией, Аманулла-хан становится реформатором.
В маленьких восточных деспотиях все делается из-под палки. При помощи этой палки Аманулла-хан решил сделать из своей бедной, отсталой, обуянной муллами и взяточниками страны настоящее современное государство, с армией, пушками и соответствующим просвещением. К сожалению, эмир при всем его врожденном умей при огромных способностях, выделяющих его из среды упадочных
Такая информация дорогого стоила. В Москве ее оценили по достоинству, но просьбу Ларисы об отзыве Раскольникова из Кабула не удовлетворили. А Лариса к этому времени насытилась по самое некуда таинственным и диким Востоком и всеми силами рвалась домой. Когда стало ясно, что ее мужа не отзовут, весной 1923 года она в буквальном смысле слова из Кабула сбежала. Раскольникову же успела шепнуть, что в Москве обратится к наркому Чичерину, а если тот не поможет, то к Троцкому, с которым давно дружна, и добьется возвращения мужа в Москву.
Нетрудно представить, с каким нетерпением Раскольников ждал каждую новую почту! И дождался. Вместо приказа Наркоминдела об отзыве из Афганистана он получил письмо Ларисы с просьбой о разводе, «так как я полюбила другого».
Если бы Раскольников знал, ради кого она его бросила, он бы, наверное, расхохотался, как хохотала и недоумевала вся Москва. Обменять его, красавца моряка, героя Гражданской войны на низкорослого, уродливого и лысого очкарика, к тому записного болтуна и пустослова — этого понять не мог никто. Правда, были люди, которые говорили: «Не иначе как голос крови; Ведь Радек-то никакой не Радек, а львовский еврей Собельсон».
«Еврей Собельсон был гротескной фигурой, — вспоминал один из современников. — Маленький человечек с огромной головой, с торчащими ушами, с гладко выбритым лицом (в те дни он еще не носил этой ужасной мочалки, именуемой бородой), в очках, с большим ртом, в котором всегда торчала трубка или сигара.
И при этом — виртуоз большевистского журнализма. Но однажды Радек перебрал. На обвинение в том, что он плетется в хвосте у Льва Троцкого, Радек позволил себе неслыханное. “Уж лучше быть хвостом у Льва, чем задницей у Сталина!” — выпалил он. Надо ли говорить, что эта фраза тут же стала известна вождю народов, и он это припомнил. В 1936-м Радек был арестован, получил десять лет лагерей и там погиб: по некоторым сведениям, его убили уголовники».
Все это будет значительно позже, а пока Лариса и Радек наслаждались жизнью. Они даже открыли в реквизированном у буржуев доме нечто вроде светского салона, о чем Лариса мечтала чуть ли не с детства. На приемах у Радека — Рейснеров бывали поэты, писатели, художники, политики и, конечно же, чекисты. Лариса тут же подвела под это идеологическую основу. «Мы строим новое государство, — говорила она, — мы нужны людям. Наша деятельность на виду. И было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, обладающим властью».
Увы, но сладкая жизнь продолжалась недолго. 9 февраля 1926 года она умерла, причем очень нелепо: стакан сырого молока, брюшной тиф — и скоропостижная смерть. «Ей нужно было бы помереть где-нибудь в степи, в море, в горах, с крепко стиснутой винтовкой или маузером», — говорилось в некрологе.
Что касается бывшего мужа Ларисы, то Федора Раскольникова тоже ждал трагический конец. В этом смысле Лариса была без преувеличений роковой женщиной, все близкие ей мужчины умирали не своей смертью.