Тайны русской души. Дневник гимназистки

Бердинских Виктор Аркадьевич

В связи с этим вопросом – прочесть «В лесах» и «На горах» Мельникова-Печерского. Поискать что-нибудь из истории русского искусства…

18 июля, вторник

Зина (сестра) с тетей Юлей отправились домой. Ушли сейчас – дожидаться парохода. Сижу одна, и мне скучно: человек должен хоть час в день оставаться один, а здесь это не часто случается…

Вчера (17 июля) ходили в часовню – к Марии Убиенной. Вот хорошо шли! Кругом – поля желтой ржи; дали – широкие, синие; с другой стороны – поле и небо с тревожно-медлительными грозовыми облаками… Люблю поля, уходящие вдаль, и синюю полоску неба – на горизонте. Пожалуй, больше люблю, чем самый лес. То есть я и лес люблю, но больше люблю ширь полей…

Вот –

я не умею рисовать лес. Совсем не ладится. Получается такая пестрота, что тошно смотреть… Вот у Зинки (сестры) это выходит – хоть тоже неважно – значительно лучше: она стирает лишние грани, и (из) мелочи пятен у нее получается общее впечатление дерева, ряда деревьев, а у меня – отдельные ветки. Нужно сильнее обобщать: иглы в ветви, ветви – в дерево, дерево – в группу, только тогда появится лес. Но – не могу я этого…

С 11-го (июля) не рисовала: погода не ладилась. А в комнате ничего не хочется «сымать»…

Дни идут быстро-быстро. За хвостик ни один не поймаешь. Ничего не делаем, только едим. Впрочем, для того и лето: зимой еда отступит на второй план…

Зима идет – быстро подходит неслышными шагами. А главное-то – осень близка, и никак ее не отдалишь. Не хочется и думать… А ведь целых два месяца придется сидеть дома – из-за наших дождей…

3 августа

Проводили тетю Аничку и Катю. Пароход отошел в половине четвертого (пополудни), а (уже) в половине десятого (утра), заслышав свисток, оттащили торопливым шагом все вещи на пароход, да с этих пор они там всё и сидели… Мы с мамой – она как-то на днях приехала – выходили на высокий берег к лесу и махали шляпой и платком – они стояли на носу (парохода)…

Теперь будет скучно. Главное, что мама действует мне на нервы. Вдвоем нам жить невозможно, и уж больше двух недель я ни за что здесь не останусь, хотя бы и позднее погода стояла распрекрасная. Она-то, конечно, рада пожить здесь подольше (и я это вполне понимаю) и написала, что проживем здесь весь август. Но раз это делается, как они все говорят, «для меня» – так уж до 15-го (августа) я согласна, а после – отрицательно верчу головой…

Вообще, я начинаю скучать: по книгам, по разнообразию людей, по городу. Чувствую, что уж осень подходит. Хотя погода сегодня – совсем летняя. А я не могу найти себе места…

Сегодня у меня так болит сердце, точно что-то худое должно случиться. Сейчас немножко отошло, зато голова – тяжелая и побаливает…

Вчера (2 августа) ходила свеситься. Прибыла на 4 фунта. Теперь вешу 151 фунт (или 3 пуда 308 31 фунт). Только за эти последние дни похудела снова: заметно даже не только по поясам, а и тетя сказала…

От Сони (Юдиной) получила белые лилии. Взамен их нарисовала ей татарник, кашку, львиный зев и – хоть скверно – хочу послать… Пускай (Миша Юдин) критикует – мне всё равно. Показать бы ему все мои рисунки за это лето – то-то бы пришел в ужас! Особенно – от «Старых сосен на берегу»…

308

Пуд – старорусская мера массы (веса). Один пуд = 40 фунтам = 16,38 килограмма.

А как мне вчера захотелось с ними повидаться – так бы и съездила на недельку!..

Скучно. Пробовала писать – ничего не выходит. Нет слов, нет мыслей. Так, напишу строки три – и готово…

Лиде Петровой послала «Когда момент наступит…». Она тоже не собирается долго жить…

От Сони (Юдиной) получила еще письмо – по-старому грустное, невеселое. Елешка (Юдина) тоже пишет, что ей невесело… На днях отправила им ответ. Написала Соне, что, на мой взгляд, им лучше бы оставаться –

если не на Поляне, так в Валуйках 309 .

309

Возможно, речь идет о принадлежавшей семье Юдиных даче, располагавшейся на реке Оскол (вблизи города Валуйки) в Воронежской губернии (ныне Белгородская область). (См.: Рылов А. А. Воспоминания. – Л., 1977. С. 169 – 172.)

Ведь и правда же: Алексей Николаевич (Юдин) потерял весь почти свой заработок, так как все Константиновичи, Александровичи и дети бывших министров, сенаторов, графов 310 – ясно, не будут заниматься рисованием благодаря изменившимся обстоятельствам жизни. И ему легче будет жить в Петрограде одному – с Мишей, на попечении Фроси 311 , так как Миша из Управления достанет всяких припасов для двоих. А для пятерых?.. Жить на два дома? Что ж. Разница в цене продуктов, вероятно, очень значительна, и расход не будет увеличиваться, а наоборот, мне кажется, – сократится. Кроме того, ни Сонино, ни Ленино учение от этого не пострадает, здоровье же (и Екатерины Александровны, и девочек), напротив, – выиграет. Кроме того, Соня может найти там репетиции – по языкам. Вот это-то соображение я ей забыла написать, а надо бы. Так как ее главным образом огорчает то, что она до сих пор ни копейки своим трудом не заработала…

310

Имеются в виду ученики из знатных семей, бравшие у А. Н. Юдина уроки изобразительного творчества.

311

Вероятно, прислуга в семье Юдиных.

Ну, вот я и выдохлась. Думала, что много у меня чего накопилось написать, а написала вот полторы страницы – и вижу: ни одной мыслишки сколько-нибудь ценной…

Давно уж я ничего не читала. Хоть тетя и говорит, что нужен мне полный отдых, а я чувствую, что у меня от отсутствия всякого материала начинается полоса навязчивых мыслей, фраз, даже слов. Это уж – последнее дело! Этак и ум за разум может зайти – очень легко…

5 августа, суббота

Не могла удержаться – среди чтения пишу. Насколько хорошо действует на меня чтение таких книжек, как этот том Овсянико-Куликовского! Ум сразу делается свежее, бодрее, здоровее, как-то и общее настроение сразу поднимается. Нехорошо, когда ум ничем не занят, – скука одолевает, и навязчивые мысли появляются…

7 августа, понедельник

В субботу (5 августа) у меня совсем скверное настроение было: по временам «болотце» разливалось через край. Всё из рук валилось, и составляло почти неодолимую трудность замаскировать волнение смехом…

Вчера же (6 августа) мама уходила в Кукарку, а я после Обедни и до трех почти часов оставалась одна. С наслаждением читала и перечитывала Тагора и Овсянико-Куликовского: «Наблюдательный и экспериментальный методы в искусстве». Какой, должно быть, светлый человек – Овсянико-Куликовский! Он представляется мне тем типом ученого, который так хорошо охарактеризован им в статье «О значении научного языкознания для психологии мысли»:

«Глубокая правдивость мышления, искренность познавательных процессов, стремление и умение ценить мысль ради мысли, а не ради чего-либо постороннего ей – вот черты, которыми характеризуется идеальный тип истинного ученого, подвижника познающей мысли, испытателя тайн природы и психики. Эти черты, по существу дела, суть черты нравственные…» Мне кажется, что он сам принадлежит к (этому) «правилу» – хотя и редкому, по его словам, являясь человеком «высокой мысли и чистой жизни»… Какая удивительная ясность в его изложении и какие горизонты раскрывают его статьи! Светлые, широкие и влекущие…