Тайны русской души. Дневник гимназистки
Шрифт:
Как хорошо у Юдиных!
Почему это мы, люди, до мелочей считаем то, что даем другим, и так небрежно забываем, что получаем? Я говорю не о всех… Нет. Но – я и другие. Многие…
Почему, почему не наоборот?!. Но силы нет возвыситься. И самолюбие – немалая помеха… (Приписка на полях рукописи):
А эгоизм – забыла?..
22/Х.
Долой книги! Хочется мне сказать: мне надо дела – живого, практического!.. А выхода нет. Я хочу общения с людьми – непосредственного общения. А сижу дома. И вот сейчас опять сажусь за книгу – «Детские годы Багрова-внука» –
Как-то вчера (22 октября) день провернулся спокойно. Но правда, чай кончили так рано, и мне пришлось почти одной сидеть в столовой. Голоса из «детской» (хотя дети уже не моложе пятнадцати лет там помещаются) доходили смутно, а папа, дяди и тети – все были заняты чтением…
Писала письма. Так спокойно!..
Зато в пятницу (20 октября) и субботу (21 октября) – ох, слезы снова стали дешевы…
Есть такие безразличные люди, у которых, может быть, есть и все данные для более или менее содержательной жизни, но у них нет одного – главного! – постоянного, всепоглощающего желания, и ничто в мире не может их увлечь. И это становится тем ярче, тем ощутительнее, что (вернее – когда) они лишены возможности общения с возможно большим количеством людей. Тогда надоедает всё, и скука становится большой и тяжелой. Вот и я… И так горько стало, и досадно, и больно, и «жаль себя», как говорит Екатерина Александровна (Юдина). Вот и мокнет подушка и носовой платок, и только тишина ночи подслушивает заглушенные вздохи. А наутро – так больно где-то, в самой глубине грудной клетки…
В субботу (21 октября) я была на концерте Вербова 323 . Но наслаждение… Точно я разучилась наслаждаться музыкой. И потом: в этот раз как-то сильнее почувствовалось, что музыка для меня – закрытая книга с надписью на чужом непонятном языке; Храм, запертый со всех сторон… Что же увидишь, глядя снаружи – сквозь стекла узких окошек?.. Новая причина досадовать, огорчаться и проливать слезы. Вот уж это последнее – одна только слабость, а вовсе не показатель глубины чувства…
323
Вербов Адриан Феодосьевич (1859 – 1936) – музыкант, виолончелист, педагог, художник.
Соня (Юдина) всю эту запись назвала бы «низкой самооценкой». Но это же так и есть, это – правда! И вот всегда, когда пишешь кому-нибудь правду о себе или говоришь – не верят, и – что есть силы – стараются опровергнуть, и – часто – доказать обратное. Отчего? Может быть, просто – из любезности? Или оттого, что неловко ответить на это утвердительно? Мне бы очень хотелось проследить…
Из Петрограда приехала А. Ф. Домелунксен 324 . Сестра того Домелунксена, с приемной дочерью которой я когда-то занималась так безуспешно…
324
Антонина Федоровна Домелунксен – сестра генерал-майора в отставке (с 1914 года) Николая Федоровича Домелунксена (1868 – ?) и дочь Федора Николаевича Домелунксена (1827 – 1895), вятского вице-губернатора в 1873 – 1879
Эти дни, каждый вечер, у меня является такое чувство, как будто я чего-то важного в этот день не сделала – забыла сделать. Уж кажется, я и играю (на фортепиано), и педантично делаю выписки из воспоминаний Аксакова – для характеристики «Багрова-внука», и пишу, и перевожу с французского, и вяжу себе шерстяные носки… И все-таки… Что же я забываю?..
Сегодня мне пришло в голову: это не потому ли, что последние четыре-пять дней я не ставила себе отметок – по «курсу Франклина», не пересматривала своих поступков за день?.. Или – другое что? Только это – очень неприятное чувство…
Вечер.
Вшивцев пришел – с каким-то серым лицом. Мы все сидели в столовой, кроме Зои и Лены М. Последняя учила физику – в гостиной, при свете маленькой лампы. Лены Г. не было дома. Папа еще пил чай, а мы, остальные, занимались, по большей части – чтением.
Он (Вшивцев) поздоровался без обычных прибауток, подсел к папе на дядину табуретку и стал что-то ему тихо рассказывать. Я не вслушалась, встала со своими книгами и позвала Шуру с собой – в залу. Там мы устроились у Лениного огонька. Только – через некоторое время – вдруг доходит до сознания тихая фраза:
– Керенский арестован…
Когда занят чтением или чем-нибудь другим, фраза, сказанная громко (обычно-громко), производит значительно меньшее впечатление, чем та же (фраза), сказанная вполголоса. Почему происходит это явление? Сильнее ли возбуждается любопытство – оттого, что точно хотят что-то скрыть, или другая причина этому? И только ли у меня это бывает?.. Впрочем, сейчас не об этом я хочу сказать.
Книга отброшена, и я – в столовой:
– Что это вы интересное рассказываете?..
– …Большевиками…
Какое неприятное впечатление! Не хочется ни отвечать, ни думать – о чем бы то ни было. Общее молчание… Но и молчать – нехорошо. Еще хуже, еще неприятнее. И я говорю, оглядывая всех с надеждой, что хоть кто-нибудь подтвердит мои слова:
– Ну, что же? Может быть, это ускорит развязку… Чем быстрее пойдут события, тем лучше… Но как все-таки это ужасно!.. Начало конца… – говорят вокруг.
А мама вздыхает за самоваром, крестится и говорит:
– Да, уж теперь – спаси, Господи, люди Твоя!..
Я хотела докончить сегодня свою статью о «сюжете рассказа». Но всякое настроение пропало. И если только будет что-нибудь выходить – попробую сочинение…
Вот уж недели две не занимаюсь за 8-й общеобразовательный класс. Это – «топтание на одном месте», и упорство – в данном случае – не «достойно» никакой похвалы…
(Без датировки, конец октября?) Какая гадость! Почему это, когда Корнилов шел к Петрограду, его называли изменником – «он ослабляет фронт»?! А Керенского не называют предателем – если он взял войска с фронта, из Ставки – (и) идет на Петроград! Почему? Но Корнилов – благородная, открытая душа, а этот – флюгарка 325 , полное противоречие самому себе и своим убеждениям, если только они у него есть! Словам – во всяком случае…
325
Здесь: в значении – «хамелеон», «держащий нос по ветру», «чувствующий, куда ветер дует».
Месть бывшему. Замуж за босса
3. Власть. Страсть. Любовь
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Warhammer 40000
Фантастика:
боевая фантастика
рейтинг книги
