ТАЙНЫ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И БУДУЩЕЕ РОССИИ
Шрифт:
От него мы узнали весьма комичную историйку: красноармейцы повсюду требуют часы, которые многие из них называют «уры», должно быть думая, что это по-немецки, а между собой — «ходики». Часы их сразу приводят в умиление и они добреют, прекращая грабеж. В одном доме они сняли старинные стенные часы и втроем поволокли их к местному часовщику, требуя сделать из них трое карманных. Старик уверял, что сам лично ходил с ними в качестве переводчика. Мы сочувственно выслушивали и только пожимали плечами, а между тем в глубине души испытывали необычайную радость, т. к. до границы английской
В этой последней деревне только старик согласился нас пустить к себе. Все боятся: кругом на телегах разъезжают советские патрули. Ежедневно в окрестностях происходят облавы. Таких, как мы, беглецов, проходят сотни… Прошлой ночью, говорили, было захвачено при переходе границы сорок душ. Жители утверждают, что всех расстреляли. Старик ушел выяснить обстановку, а нас отвел на чердак и предложил зарыться в сено.
Несмотря на усталость, заснуть никто из нас не был в состоянии — хотелось говорить и даже смеяться. Ведь все пять дней нашего путешествия мы чувствовали себя затравленным зверьем, разговаривали шопотом, поминутно озираясь и прислушиваясь к каждому шороху… Я даже не мог есть: не потому, что не было, а просто не ощущал голода. Во рту не было слюны, и пища застревала в горле — не проглотить.
И вот, здесь, в полукилометре от Фюрстенвальда к нам троим возвратился дар речи.
— Не подумай, Коля, что наши такое дурачье, что часов не знают, — возвращаясь к рассказу старика-австрийца, заметил один из моих товарищей.
— Это хитрость, маневр и больше ничего… Я вот сам тоже дикарем притворялся, когда собирал жратву в одной ихней деревне, в польской Силезии… Ротный приказал нам, связным, — хоть душу заложи, а достань колбасы…
Раскрыл, значит, разговорник и нам вдалбливает: — Говори: «Вуршт габен одер капут махен» … Пошли мы вдвоем, ходим из двора во двор, говорим, а кругом — «нихт!» … «нихт!» … Полсела насквозь прошли. Ну, думаю, надо разделяться поодиночке да применять хитрость. Выбрал домишко покапитальнее, вхожу, зубы скалю на подобие волка: «ням! ням!» … да руками показываю, что есть хочу.
Хозяева бросились со всех ног, несут картошки, а я вылупил на нее очи, будто впервые вижу и не понимаю, что с ней делают, а сам пуще прежнего — «ням! ням!» … Бабенка яиц тащит, положил их возле себя, стучу об пол винтовкой и одно — «ням! ням!»… И так рычал, пока колбасы не принесли. Тогда взял, понюхал, лизнул языком, похлопал хозяйку по плечу, ни ??
Потом подождал на улице пока женщина все соседкам не пересказала, ну и давай ходить подряд… Рыкну — «ням! ням!» — тащат колбасу… Понюхаю, лизну, одобрительно хлопну по плечу, выкатываюсь… Полмешка собрал, а другой связной — ничего не принес, а говорил, что даже морду какому-то бауэру раскровянил.
Другой мой попутчик, вечно задумчивый, и не по летам серьезный, почувствовал необходимость что-нибудь рассказать.
— Гнусь большая, конечно, что наши там грабят и портят, да, пойми, ты, Коля, что немцы у нас понаделали… Взять хоть наш колхоз к примеру, под Курском… Дочиста спалили… Выжгли все, девок до 14 лет поувозили в Германию. Остальных частью порасстреляли, частью просто бросили — сами с голодухи подохнут… Мать
— А сестру нашел?
— Говорят, что где-то на фабрике была в каком-то Фьюга-фене, да за два года не добрался туда до нее. Все немцы ловили: два раза в кацет запирали — чуть было совсем не подох… А теперь свои хуже немцев …
Была бы возможность — он махнул бы рукой, да сено мешало. Только над головами раскрыли себе пещеру.
К вечеру возвратился наш хозяин, границу переходить нельзя — кругом советские патрули…
Зато сама судьба нам пришла навстречу: в силу договора с союзниками советы должны через день оставить эту деревню — она переходит в английское управление.
Так двое суток пролежали в сене, пока вновь не пришел хозяин сообщить, что английские войска заняли деревню. Решили двигаться вглубь, подальше от границы на Альтенмаркт и там явиться в комендатуру.
Наш расчет оказался верным: трое таких же как мы беглецов поторопились с заявкой. Вошли они в здешнюю комендатуру, а там происходила процедура передачи. Они объясняются с англичанином, а из соседней комнаты вышел советский майор, вызвал немедленно бойцов, связали и как бревна бросили немедленно в машину… Само собой разумеется, долго возить их не стали.
В комендатуре Альтенмаркт нас отвели к английскому капитану, расспрашивали долго о причине бегства. Мы говорили правду, но он относился с большим недоверием к нашим словам. Пришлось пережить несколько неприятных часов в полном неведении, т. к. капитан сказал, что по всей вероятности он будет вынужден передать нас советам, но обещал запросить какое-то свое начальство.
Наконец, прибыла английская машина, нас посадили… Еще прошло пять-шесть долгих, предолгих и страшных минут. Совсем как в старинной русской сказке: «Направо пойдешь — жизнь обретешь, налево — смерть одолеет», но с тою только разницей, что теперь мы в большем волнении ожидали поворота налево, т. к. направо нас ожидала советская расправа.
Вздох облегчения — автомобиль круто повернул налево. У нас от волнения навернулись слезы… Мы спасены!
Через полчаса снова высадили в английской зоне и направили в барак.
Светлое, чистое и большое помещение, койки с матрацами, подушками и одеялами. В дальнем углу человек 20. Вероятно таких как мы. Так оно и оказалось. Познакомились. Каково было наше удивление, когда среди них мы нашли двух своих одноротников, также благополучно прибежавших, но ушедших на пять дней позднее нашего.
Они нам рассказали про так называемую отправку на родину. На самом деле, часа через два после нашего бегства оба батальона были построены и походным порядком были отправлены в знаменитый лагерь № 305 (в 30 километрах вглубь Венгрии).
Этот лагерь представлял собою огромный четырехугольник, обнесенный несколькими рядами колючей проволоки, через которые проходил электрический ток высокого напряжения. По его краям возвышались пулеметные вышки, кроме того снаружи, вдоль проволоки — часовые.