Тайны старого Петербурга
Шрифт:
Мы двинулись вниз по лестнице. Ступени в некоторых местах поросли мхом и покрылись плесенью, кое-где обвалились. Я шла впереди, Сережка следовал за мной, одной рукой мы держались за металлические перила, другой – за стену.
Куда ведет лестница? – думала я. В подвал? Или в магазин, который когда-то принадлежал деду Лукичеву? Дед строил весь дом, но сам жил на верхнем этаже, а магазин имел на первом. Что находилось в квартирах со второго по четвертый? Он их сдавал? Старушки Ваучские ничего про это не говорили. Не знали? Но дед соорудил эту потайную лестницу. Определенно он, не потом же ее достраивали. А как же тут делали капитальный
Наконец мы добрались до первого этажа, вернее, мы считали, что это первый этаж или подвал. Слева мы снова увидели дверь и такой же рычаг, как наверху. А справа начинался какой-то проход. Я направила туда луч фонарика: в общем и целом относительно сухие стены, паутина, пыль.
– Туда мы успеем, – сказала я Сережке, кивая на проход, и нажала на рычаг.
Дверь стала медленно, со скрипом отворяться. Потом остановилась.
Я временно осталась внутри, а Сережка осмотрел часть стены снаружи, на уровне рычага, и нашел там чуть вдавленный кирпич, несколько меньший по размеру, чем другие. Я тоже вышла из потайного хода, и мы нажали на кирпич. Дверь поехала обратно. Несмотря на древность, механизм работал. Вот только грохот стоял ужасный…
Мы оказались в подвале. Сережка сообщил, что они с ребятами сюда лазили, только никогда бы не подумали, что здесь могут быть такие интересные вещи.
Внезапно что-то мягкое прикоснулось к моей ноге. Я взвизгнула и опустила луч фонарика вниз. Об мои ноги терся черный кот, изгибая спину и подняв хвост. Я отерла пот со лба. По стенам и потолку протянулись трубы, под ногами валялись какие-то старые ящики и тряпье.
– Давай выбираться, – сказала я Сереге.
Сын провел меня между труб. Да, в этом подвале взрослому человеку особо не погулять, только вездесущие мальчишки могут сюда забраться, исследуя окрестные подвалы в поисках сокровищ. Я несколько раз ударилась головой, несколько раз чуть не свалилась, но до небольшого окошечка все-таки добралась.
Сережка подставил ящик, влез на него, а потом протиснулся в отверстие между прутьев. Я подумала, что мне для начала придется скинуть несколько килограммов или набраться сил, чтобы вырвать эти прутья с корнем, или идти искать какую-то дверь. Ведь должен же быть какой-то проход для сантехников?
– Мама, давай! – подгонял меня Сережка.
Только тревога за Ольгу Николаевну и Ивана Петровича заставила меня предпринять отчаянную попытку пролезть в эту дыру. Каким-то образом я протиснулась наполовину – и застряла. Бедра не проходили ни под каким видом. Сережка прыгал вокруг меня, не зная, как мне помочь.
В это мгновение под нашу арку влетела машина, резко развернулась во дворе и осветила меня яркими фарами. Я вылезала аккурат под своими окнами.
Прятаться было уже бессмысленно, теперь мне хотелось только одного: чтобы кто-то освободил меня из стального плена, раздвинув или сломав прутья. Фары продолжали меня слепить. Сережка, стоявший рядом, захныкал. К нам приближались какие-то люди.
– Какая встреча, Марина Сергеевна! – услышала я над собой знакомый голос. – Опять не спится по ночам?
Я подняла голову и увидела папу Сулеймана в окружении то ли четырех, то
– Помогите, пожалуйста, выбраться, – сказала я вместо ответа.
Сережка шмыгал носом. Сулейман Расимович собственноручно приложил силушку и раздвинул прутья. Потом вытащил меня, держа за плечи. Я села на асфальт и разрыдалась. Сережка уткнулся лицом мне в плечо и тоже заревел. Папа Сулейман сидел рядом на корточках и внимательно нас рассматривал.
– Как проводили вечер, Марина Сергеевна? – поинтересовался он наконец.
И тут мне ударило в голову, что нужно срочно спасать Ольгу Николаевну и Ивана Петровича, а люди папы Сулеймана как раз могут мне в этом помочь – если, конечно, еще не слишком поздно. Ведь если я все правильно поняла, кто-то вторгся на территорию, для завладения которой Рашидов приложил некоторые усилия.
Я резко вскочила на ноги, подхватила Сережку и выпалила:
– Бежим! Скорее! Надо спасать наших!
С этими словами я пулей бросилась к двери своего парадного, увлекая за собой сына. Кто-то из людей Рашидова попытался меня остановить, но мы с Серегой увернулись и понеслись вверх по лестнице. За спиной у нас раздавался топот. Я очень надеялась, что мы не опоздаем и что люди папы Сулеймана возьмут нашу сторону.
Дверь в нашу квартиру была открыта, но я не стала заглядывать внутрь и заскакивать за автоматом или пистолетом – не сомневалась, что охранники вооружены. Из двери мансарды на лестницу падал свет. «Уже успели провести электричество?» – промелькнула мысль.
Мы ворвались внутрь – и все находившиеся там повернулись на шум. Под потолком действительно горела лампочка, кое-как освещавшая только малую часть мансарды, но и этого оказалось достаточно.
Мансарда представляла собой поле боя. Кругом была разлита краска, жутко воняло какими-то химикатами; стоявшие у одной из стен рулоны с цветной пленкой, которой, по всей вероятности, планировалось оклеивать стены, свалились на пол и плавали в цветной луже. У стеночки, повернувшись к ней лицами и упершись в нее руками, стояли двое дюжих молодцев. Анна Николаевна направляла на них дуло нашего единственного автомата. Иван Петрович сидел на полу, держась за разбитую голову, и что-то невнятно бормотал себе под нос. При нашем появлении из другой части мансарды вышла Ольга Николаевна с пистолетом в руке. Она сообщила:
– Не хочет, стервец, подниматься, так и сидит внизу.
Охранники Рашидова, ошеломленные увиденным, оглядывали мансарду, бормоча себе под нос: «Ну ни хрена себе! Во дают!»
– Эти с тобой, Марина? – спросила Анна Николаевна, поводя дулом автомата в сторону вновь прибывших.
Я не успела ответить: вошел запыхавшийся после подъема на шестой этаж папа Сулейман – он явно не привык к таким пешим прогулкам. Рашидов обвел взглядом открывшуюся его взору картину и попросил меня представить его бравым старушкам.
– Мои соседки, – сказала я.
Анна Николаевна тут же упомянула о своем боевом прошлом. Ольга Николаевна тоже похвасталась, что была в народном ополчении, а потом помогала в госпитале, где хирургом работала старшая сестра.
– Марин, принеси чего-нибудь выпить, – очнулся Иван Петрович.
– Сулейман Расимович, – обернулся один из парней, стоявших у стены, – скажите вы этим сумасшедшим…
– Молчать! – рявкнул Рашидов; он снова оглядел всю нашу компанию и громко расхохотался. Охранники последовали его примеру. Картина была достойна кисти художника.