Тайны старого Петербурга
Шрифт:
Рассказы о семье Уваровых передавались в деревне из поколения в поколение. В общем-то, Фрола Евстафьевича поминали добрым словом. Широкой души был человек, гулял так гулял, пил так пил, плясал так плясал, любил так любил. Хотя законных наследников от жены Анастасии у Фрола не было, оставил он после себя немало отпрысков от крестьянских девок. Можно сказать, полдеревни Брусничное состояло в кровном родстве по отцовской линии. Но теперь в этих местах никого не осталось, разлетелись потомки по белу свету…
Могилы деда Лукичева и Анастасии Уваровой Марфа Ивановна обещала
– Давно, давно их никто не прибирал… – сказала она. – Но раз вы хотите… Пусть их души на небесах порадуются, что хоть кто-то о них вспомнил.
Спать мы легли за полночь.
Глава 31
Новгородская область. 30 июля, четверг
С утра пораньше мы отправились к склепу, прихватив с собой дяди Ванин инструмент, фонарики, несколько бутылок с водой, поскольку день обещал быть жарким, и веревочную лестницу, которую мои соседи раздобыли в мое отсутствие. Полагаю, что дядя Ваня и ее купил у своих любимых ларьков – места торговли всем и вся. У меня в одном кармане штормовки, накинутой на футболку, лежал пистолет, во втором – телефон. Штормовку я надела только из-за карманов. Все-таки за пояс пистолет затыкать не хотелось, но и без него идти – тоже. Переданный бабкой Пелагеей оберег я засунула в карман джинсов.
Марфа Ивановна выделила нам небольшую лопатку, совок и пол-литровую банку – может, пригодится.
Когда мы вышли из дома, Марфа Ивановна заявила, что ей нужно на секундочку заскочить к Пелагеюшке, проведать, как та. Я, памятуя вчерашние наставления Пелагеи Ильиничны, в дом заходить отказалась, а Ольга Николаевна с Иваном Петровичем пошли познакомиться. Мы же с Сережкой остались на улице.
Через несколько минут мои соседи снова появились на улице с мрачными лицами. Только взглянув на них, я уже знала, что случилось.
– Умерла? – спросила я шепотом.
– Во сне, – кивнул Иван Петрович. – И как знала. Все чистое на себя надела…
Марфа Ивановна осталась в доме соседки, чтобы сделать все необходимое.
– Может, позвонить кому надо? – посмотрела я на своих соседей.
– Зайди, Марина, спроси, – ответила Ольга Николаевна.
– Я не пойду больше в этот дом, – твердо заявила я.
Тут соседи поинтересовались, что такого мне вчера наговорила Пелагея. Я ответила уклончиво. Ольга Николаевна пристально на меня посмотрела, но больше вопросов мне не задавала, сходила в дом к Марфе, вернулась и сообщила, что звонить никому не требуется, – у Пелагеи не осталось родственников, и она просила Марфу похоронить ее рядом со своими матерью и бабкой, что Марфа и намеревалась сделать. По возможности, с нашей помощью.
Называется, выехали на природу искать клады.
Но мне не требовались провожатые, чтобы найти дедов склеп: вчера Пелагея точно описала мне, что искать и где. Наши с удивлением последовали за мной.
Все могилы были старыми и заброшенными, деревянные кресты покосились, камни поросли мхом, между могилами даже не было протоптанных тропинок – здесь давно не ступала нога человека.
Мы пошли параллельно речке, как и говорила мне Пелагея, а потом, начиная от огромной развесистой ивы, я стала считать шаги. Она говорила, что их должно быть ровно сто, правда, моих получилось девяносто, когда мы увидели большую плиту, под которой покоился прах деда Лукичева. Немного дальше лежала Анастасия Уварова.
– Давайте уберемся тут вначале, – сказала я.
– А потом? – посмотрел на меня Сережка, с большим интересом разглядывавший остатки плит и крестов, мимо которых мы проходили.
– Спустимся в склеп, – сказала я.
– В какой склеп? – спросил Сережка.
– Где тут склеп? – удивился Иван Петрович.
– Это она тебе вчера сказала? – спросила Ольга Николаевна.
Я кивнула и принялась за работу. Примерно через час мы привели и дедову плиту, и место вокруг нее в относительно божеский вид, после чего я сказала, что надо бы заняться и могилой Анастасии Уваровой. Мы выпили бутылку воды, немного посидели в тени большой березы и убрали и у Анастасии.
– Ну, что теперь? – посмотрели на меня соседи, ожидая моего решения.
– Сегодня пойдем? – спросила я.
– А чего откладывать-то?
Я направилась обратно к дедовой плите. Сережка и соседи следовали за мной по пятам. Я опустилась на корточки, прикинула нужное расстояние от края плиты, попыталась запустить под нее руку, но у меня ничего не вышло. Я пошарила чуть повыше и чуть пониже и наконец коснулась нужного рычажка. Эх, любил дед подобные штучки!
Плита стала сдвигаться влево. Открылся проем. Оттуда сразу же повеяло холодом.
– Господи, как из преисподней, – прошептала Ольга Николаевна и перекрестилась.
– В преисподней должно быть жарко, – заметил Иван Петрович и тоже осенил себя крестным знамением.
– Откуда вы знаете? – спросил Сережка.
Ему никто не ответил. Я не могу описать запах, исходивший изнутри. Если у адского холода есть запах, то это был он. Если у смерти есть запах, то он примешивался к первому. Нет, это был не трупный запах, здесь не было зловония, но этот адский холод, шедший из подземелья, заставлял ежиться при свете жаркого солнца, гревшего нам спины.
– Может, вначале за теплой одеждой сходить? – предложил Иван Петрович, с опаской заглядывая внутрь.
– Вы там что, ночевать собираетесь? – повернулась я к нему. Мой голос прозвучал излишне резко.
– Давайте уж побыстрее спустимся – и дело с концом, – сказала Ольга Николаевна. – Ваня, Марина, наверное, вы вдвоем… – Она вопросительно посмотрела на нас. – А мы с Сереженькой здесь подождем. Вам посветим.
– Идти нужно вам, – посмотрела я на Ольгу Николаевну. – Мы ему не родственники.
– Но… Как же я? – пролепетала Ольга Николаевна. – Я не могу…
Она с ужасом посмотрела на открывшуюся щель.