Тайны старого Петербурга
Шрифт:
Потом все стихло. Мы не сразу поняли, что наступила тишина. Больше не стреляли. Не топали. Не бегали. Не кричали.
Мы уже собирались подняться с пола, чтобы попытаться выбраться на поверхность, когда снова послышались шаги. Кого еще сюда принесло? Еще одни кладоискатели?
– А Маринка-то где? – услышала я знакомый голос, только не сразу сообразила, кому он принадлежит.
В любом случае следовало пока оставаться на месте. Мало ли что нужно этим.
Мы слышали, как над нами кто-то тащил что-то тяжелое
– Куда они делись?! – опять заорали наверху. – Ну как сквозь землю провалились!
Почему как? – хотелось ответить мне, но я до поры до времени решила помолчать.
– Если с Маринкой что-то случилось, Рашидов меня убьет, – сказал Алик.
– Меня Могильщик убьет в любом случае, – заметил Алексей.
– Ну почему? – удивился Алик. – Ведь он же велел тебе остановить Райку. Ее можно было остановить только так.
Внезапно тишину склепа, в котором мы лежали, прорезал звук, происхождение которого я не сразу поняла. Звук повторился. Потом еще раз и еще.
До меня наконец дошло, что это у меня в кармане звонит трубка. Я вытащила ее и с трудом попала на нужную кнопочку.
– Да? – робко пролепетала я.
– Марина? – послышался в трубке голос папы Сулеймана. – Ты жива?
– Ну вы же слышите… – Я даже сумела улыбнуться.
Услышал меня не только папа Сулейман, но и находившиеся наверху ребята. Нам стали стучать в плиту, и наши отозвались. Иван Петрович поднял на руки Сережку, чтобы тот дотянулся до рычажка, подобного тому, что был в склепе деда Лукичева. Плита отошла.
Сверху к нам склонились знакомые лица. Мы вчетвером стояли посередине склепа. Ольга Николаевна прижимала к груди рюкзак с торчащими из него тетрадками. Иван Петрович потрясал пустой флягой и уже интересовался, нет ли у ребят чего-нибудь выпить. Сережка подавал парням наше барахло. А я стояла с сотовым телефоном в руке и отвечала на вопросы папы Сулеймана.
Потом нас всех подняли на поверхность. Я села на край развороченного склепа деда Лукичева и зарыдала. Нервы больше не выдерживали.
Меня по очереди пытались успокоить Алик и Лешка, но у них ничего не получалось. Сережку, Ольгу Николаевну и Ивана Петровича уже куда-то увели.
Потом появился Рашидов. Осмотрев место действия, он отдал несколько распоряжений.
– Пойдем, Марина, – сказал он мне.
Я покачала головой.
– Нельзя уходить отсюда, пока мы здесь не уберемся. Это ведь надругательство! – Я указала на разруху вокруг. – И зачем я только полезла искать эти клады?!
– Пойдем. Ребята все уберут.
– Я не могу оставить… – пролепетала я. – Я должна… Ради памяти деда Лукичева… Это я во всем виновата…
– Здесь все будет в порядке. Я тебе обещаю, – улыбнулся Сулейман.
Я не могла идти.
Глава 32
Санкт-Петербург. 1 августа, суббота
Я думала, что не смогу прийти в себя целый месяц, не смогу забыть гору трупов, увиденную мною на кладбище, но человеческая память милостива, и все, что вызывает неприятные ассоциации, из нее со временем стирается, причем гораздо быстрее, чем можно себе представить. Через день я уже чувствовала себя более или менее нормально.
К нам снова начали ходить гости. Не квартира, а какой-то проходной двор. Или «Дом Советов»?
В очередной раз открыв дверь и увидев на пороге Валерия Павловича, я опешила. Нет, не потому, что не ожидала его снова у нас увидеть, а потому, что это теперь был совсем не тот человек, которого я знала раньше. Если при первой встрече он показался мне этаким холеным и крепеньким грибом-боровичком, то теперь передо мной стоял невысокий старик с поникшими плечами. И выражение лица у него стало другим – усталым от жизни. Это было лицо человека, для которого все закончилось.
Мы пригласили Могильщика пройти на нашу коммунальную кухню, где он и разместился на своем обычном месте. Двое молодцев прислонились к стене и опять же, как обычно, пустыми взглядами уставились в какие-то точки у нас над головами. Но мы уже привыкли не обращать на них внимания.
Валерий Павлович тяжко вздохнул и долго молчал. Мне было его искренне жаль.
– Вы, наверное, думаете, зачем я пришел? – наконец обратился он к нашей команде, обводя взглядом всех жильцов квартиры.
Я пожала плечами.
– Зашли к старым знакомым, – заявил Иван Петрович и тут же предложил: – Налить?
– Налить, – кивнул Могильщик.
– Только у меня не благородное… – предупредил дядя Ваня.
Валерий Павлович махнул рукой. Они с дядей Ваней осушили по стопке какой-то дряни, и Могильщик снова не мог собраться с силами.
– Вам не перед кем выговориться? – мягко спросила Ольга Николаевна. – Вы потеряли единственную дочь и…
– Жива она, – перебил Валерий Павлович. – Райка, стерва, живучая.
Мы все дружно раскрыли рты, а Валерий Павлович продолжал:
– Но насчет поговорить вы правы. Поговорить мне не с кем. А к вам я пришел… попросить… ну, в общем… Вот так.
И он хлопнул еще одну стопку дяди Ваниной дряни.
Меня, откровенно говоря, мало волновали проблемы Валерия Павловича. Чувствует себя виноватым? Хочет излить душу? Объясниться? Его дальнейшая судьба у меня особого интереса не вызывала, чего никак не скажешь о Райкиной. Мы все были уверены, что она навсегда осталась на том деревенском кладбище. Но, значит, от нее еще можно ждать какой-то гадости?