Тайны темной осени
Шрифт:
Значит, всё это было иллюзией, тупо долбил в мой мозг Капитан Очевидность. Голограммой. Пылью для отвода глаз. Дома сгорели очень давно, года три тому назад, не меньше.
Но — как же тётя Алла приволоклась тогда ко мне вместе со своим Сенечкой? Где она жила эти три года?
Боже мой, что за бред, что за чушь, кто играет со мной в такую дурную игру, Голливуд здесь, что ли?!
Я стояла босыми ногами в грязной луже — домашние тапочки тоже оказались иллюзией и прекрасно себе растворились без следа, оставив ступни безо всякой защиты, — и вот почему мне так холодно было в доме! На деревянном
Как ещё не пропорола ногу каким-нибудь штырём или осколком… а может, и пропорола, до меня же дойдёт, как до жирафа, только завтра!
Над руинами начал подниматься серый плотный туман. Струйки его били вверх, как будто там, внизу, тлели и никак не могли догореть злые угли. Я смотрела в полном ужасе, не осознавая, что бы это могло значить. Не Голливуд же! Не фильм ужасов. Не может быть, не сейчас, не здесь, не со мной!
И тогда меня крепко взяли сзади за локоть.
Я не знаю, почему я не упала замертво от разрыва сердца… Мне бы визжать, вырываться, бить пяткой в колено, — где там! Тряпка тряпкой. Прыгать надо, а я глазами моргаю. Идеальная жертва.
Меня впихнули в машину, не особо заботясь о том, чтобы сделать это деликатно и нежно.
Я больно стукнулась локтём и ещё коленом. А потом увидела — через стекло, основательно дождём замызганное, — как давешний тип в плаще бомжа и дорогих ботинках, шёл к пепелищу, и чёрный туман пятился от него, словно живой. На ходу тип обернулся, и снова вонзил в меня свой фирменный взгляд, яркий, пронзающий насквозь, как рентгеновское излучение. И вот здесь у меня сорвало планку вместе с гвоздями!
Ужас впервые не спеленал меня каменным коконом, а толкнул в спину к активным действиям! Я перелезла на сиденье водителя, завела машину — на удивление, с первого раза, хоть руки и тряслись, и вдавила педаль босой ступнёй!
Летела как сумасшедшая, и странно, что никто не остановил, а больше того, странно, что сама не нырнула в кювет. В себя пришла во дворе Ольгиного дома…
Могла бы и к себе приехать, на Республиканскую от Всеволожска ближе. Но помчалась к Ольге. Может, подсознательно ещё и потому, что там были Алексей и тётя Алла. Как бы я к тётке ни относилась, а всё-таки тоже живой человек. Не эта… мертвечина.
Во дворе стояла скорая. Следом за нею — полиция. Их маячки вспарывали начинающиеся сумерки тревожным синим светом. Как во сне я припарковалась, вылезла из машины и не ощутила холода, ударившего по грязным босым ногам.
На носилках лежало крупное тело, рука, попятнанная старыми, скверно зажившими ожогами, бессильно свешивалась, а на пальце… кольцо… врезавшееся в распухшую плоть так, что уже не снять… хорошо знакомое мне с самого детства кольцо… и волосы… и край алой домашней туники вниз, вниз с носилок, точно струя свежей крови.
— Нет! — крикнула я. — Не-ет!
Но напрасно было теперь всё.
Тёти Аллы больше не существовало в этом мире.
Она вышла из квартиры. Дверь захлопнулась. Совсем как со мной тогда… Захлопнулась дверь, смартфона при себе не оказалось, тогда тётя Алла вышла на общий балкон и…
Мне так и не дали посмотреть, что с ней
И хоронить, скорее всего, тоже будут в закрытом гробу.
Позже, ближе к полуночи, я держала ноги в тазике с горячей водой, холод вытекал из меня неохотно, с трудом и я отрешённо думала, что второй раз заболею. Пока составляли протокол, пока улаживали формальности, я не думала о том, что неплохо было бы подняться в квартиру и надеть хоть какую-нибудь обувь, те же тапочки. Почему-то ни полицейские, ни врачи тоже не обратили внимания на странность: стоит перед ними босая, а погода не летняя, и кругом сыро, холодно, снова начал накрапывать дождь…
Если бы не Алексей, я сошла бы с ума, я знаю это.
Он молча — так же, как решал все вопросы с моргом, похоронной компанией, и со звонком Оле — выставил на стол водку, нарезал колбасы и сыру. Разлил по стопкам прозрачную жидкость. Мы выпили, не чокаясь. Огненное тепло побежало по пищеводу внутрь, и меня наконец-то начало отпускать.
— Алексей, какая-то чертовщина вокруг творится, — говорила я, ставя локти на стол и обхватывая виски ладонями. — Какая-то чёртова бесова хрень! Всё началось с куклы в моей комнате. Я её сожгла и заболела. А здесь…
— Тоже кукла? — участливо спросил Алексей, взглядом спрашивая, не подлить ли мне ещё.
— Да! — я рассказала о своей поездке во Всеволожск.
Как вошла в дом, хотела логи на компе Сени посмотреть, чтобы понять, куда он мог деться. Как увидела куклу. Как странно и страшно преобразилось всё: оказывается, дома действительно сгорели, и тётя Алла не спроста постоянно твердила про пожар. Но, судя по состоянию руин, пожар произошёл давно. Года три тому назад. И три же года назад пропал изо всех своих аккаунтов в сети Сеня…
— Я боюсь, — сказала я, и не кривила при том душой. — Боюсь, Алексей.
— Но все закончилось…
— Неет, не всё, ты не понимаешь. У той куклы было две головы. В одну вошёл осколок стекла. Во вторую…
— Оля, — выдохнули мы одновременно, глядя друг другу в глаза. Меня приморозило к стулу, вот опять: надо хватать смартфон, звонить маме, звонить сестре. А я сижу и хлопаю глазами и вспоминаю проклятую двухголовую куклу…
Как она лежит на стуле, — это я потом пойму, что стул иллюзорный, — лежит и ухмыляется мне в лицо безглазым взглядом. Как можно ухмыляться без глаз и рта? Не знаю, не спрашивайте, но кукла ухмылялась. Её мерзкое присутствие ощущалось так плотно, так полно, что я едва не сорвалась переворачивать вверх дном всю кухню: чтобы найти, выбросить, обезвредить.
Алексей между тем набирал Олю, и в том, как он подносил смартфон к уху, мне почудилось нечто обречённое. Как будто он уже знал, что…
Но Оля ответила. Алексей поставил звук на общий, чтобы и я слышала тоже.
— Лёшик, вы с Риммой там пьёте? — она всё понимала.
Моя умная, мудрая, старшая сестра. Понимала. Смейтесь, если вам захочется посмеяться. Но после этого я ещё больше полюбила Ольгу. Мой родной, мой дорогой человек… Что бы я делала без неё…
— Скажи ей, пусть осторожнее там. Машину пусть не водит!