Тайны темной осени
Шрифт:
Жил он при маме. Занимался чем-то там в интернете, вон, тексты писал, что-то с них имел… Судя по потоку жаждущих продолжения в комментариях — какая-то известность у него была. Почему дом спалил? Что спалил именно Арсений, даже не сомневалась, хотя, по сути, и это было неясно, он или не он. Где он с тётей Аллой болтался три года, не на пепелище же жили. Зачем ко мне приехал и невменяемую мать привёз? Почему смерти моей хотел?
Голова болела и слегка кружилась: всё-таки я ещё не до конца выздоровела, слабость, усталость, звон в ушах, ватные ноги — получи и распишись. И эта мерзкая тусклятина вместо нормального
Из начальственного кабинета внезапно раздался вопль ужаса и грохот. Что там ещё… Я нехотя поставила недопитый стаканчик на кофемашину и пошла посмотреть. Мало ли, вдруг человеку плохо, скорую вызвать там… Заглянула в дверь — Лаврентий наш Павлович как раз поднимался с пола. Судя по картинке происходящего, дёрнулся от стола назад, стул опрокинулся.
— Всё в порядке? — спросила я.
Он глянул на меня безумным глазом и начал нервно тыкать пальцем в сторону монитора, даже слов найти не мог, до того его потрясла картинка.
Ну, синий экран смерти. Берия наш их боялся, я уже говорила об этом. Но конкретно именно этот экран — с фигнёй вместо информации о сбое системы — показывал поверх белых буковок на синем фоне стандартное окошко Windows с надписью: что выбрать при нажатии клавиши ShutDown: жопы, письки. Именно так, по русски, кнопочками, и полоса прогресса с надписью: через столько-то секунд — количество секунд стремительно сокращалось — выбор будет осуществлён автоматически.
«Порнуху нечего гигами качать из сомнительных интернет-клоак», — мстительно подумала я про себя, но вслух не сказала ни слова. Дождалась, когда экран показал голые задницы — любопытно было глянуть, что именно вирус выберет, потом дело привычное: перезапуск компьютера, убийство виртуальной машины, на которой произошёл инцидент (когда человек — полный ламер и не лечится, то всего лучше пускать его работать из-под VirtualBox’а, не будет проблем с восстановлением основной платформы), создание новой виртуалки, загрузка в неё системы из заранее запасённого образа. Рутина.
Лаврентий Павлович с воплем кинулся искать что-то там, не нашёл, естественно, и давай разоряться. Ага. Благодарить должен дающий, знаем, плавали.
— Одни люди ещё не теряли важных данных, — сказала я, — а другие выучили словосочетание «резервная копия». Копия есть?
Копии не было. Я оставила начальство это как-нибудь пережить, и вернулась к кофейному автомату.
Из чужого кабинета скрипт не запустишь. Пришлось ждать, пока машина приготовит мне кофе. Ненавижу ожидание! Обжигающий напиток не согрел нисколько: в холле стоял склепный промозглый холод — отопление выключили, что ли? И общая обстановка не радовала. Половина сотрудников уволилась, оставшаяся половина искала запасной аэродром, чтобы уволиться в ближайшее время, несколько новых, нанятых Берией месяца полтора назад, не отсвечивали.
Вот так вот. Был коллектив, весёлый, дружный, с огоньком и выдумкой, одни наши корпоративы, куда каждый бежал вприпрыжку и с большой охотой, чего стоили. И не стало коллектива. Верно говорят, что рыба гниёт с головы. Если ты как человек дерьмо, но как начальник хорош — ещё ничего, но если ещё и начальник из тебя дерьмо — то капец котёнку.
Прошлое валилось в чёрную реку без остатка. Было жаль прежнюю команду, жаль себя, но, видно, уже не сделаешь, умерла так умерла. И у кофе какой-то неприятный горький привкус…
Я
Да провались оно всё!
Ушла, не дожидаясь окончания рабочего дня. Я вообще не должна была здесь быть, у меня больничный ещё не закрыт! Так что пусть наш Берия бесится, сколько ему угодно. Наплевать.
Снаружи густой осенний вечер дышал промозглой сыростью. Побуревшие листья прилипли к тротуарам намертво, утром их счистят на маленьких тракторах-пылесосах дворники. Впрочем, сгинут в хищном раструбе машины не все, какие-то останутся — вечном напоминанием о тленности бытия. Седая морось осыпала лицо и плечи. И бананы ака наушники с бодрящим плей-листом не вставишь в уши: смартфон разряжен.
До того, как начались проблемы с аккумулятором на новом, казалось бы, смартфоне, я не обращала внимания на город. Он жил сам по себе, я — сама по себе, в своей музыке и скачанных с литературного сайта аудиокнигах, в своих контактах, работе. Теперь мне приходилось поневоле смотреть и слушать.
Тёмные стены домов, расплывающиеся в косом моросящем тумане фонари, влажно шелестящие по серой дороге машины, редкие прохожие, бредущие по своим делам… Город поворачивался ко мне непарадной, нетуристической стороной своей жизни и словно бы насмехался над моей растерянностью: видишь? Смотри ещё.
Как в детстве, хотелось взять в руку карандаш, холст и рисовать, бездумно, впечатывая штрихи в белую поверхность. Но какое рисование под таким-то дождём… И какое там детство, оно ушло и уже не вернётся.
Выезжали тогда, упрямо подсовывала мне картинки память, устраивались на складных табуреточках и рисовали, рисовали… Места разыгрывались по жребию. Мне неизменно доставались Васильевский остров и Петропавловская крепость.
Акварель так и не полюбила. А вот графика, серые полутона — моё. Тёмный город в чёрно — серых оттенках осени, подсвеченный яркими софитами храм, волокущийся по Добролюбова уставший трамвай — дрын-дрын-дрын, двери на остановке — шарах, аккорды городского гимна, ровный, выхолощенный голос информатора: «Остановка: станция метро Спортивная…»
Город жил. Город смотрел свысока и вместе с туманом выпадал в осадок на гранитные тротуары. Казалось, он хотел что-то сказать мне, может, и говорил, но я не умела понять. Технарь, синий чулок, вобла, — я впервые с досадой ощутила, что совершенно напрасно лишена мистического сознания. С ним сейчас было бы повеселее. Не так неуютно.
Осень.
Самое тяжёлое время года.
Я дошла до Спортивной, и только там поняла, что на каршеринговую машину меня не хватит. Вызвала такси. Доехали без приключений.
Но уже во дворе я услышала тихий тоскующий плач, будто где-то под машинами оставили младенца, и тот, устав кричать, теперь лишь слабо плакал, жалуясь на вселенскую несправедливость: все по домам, в тепле, а ему тут умирать…
Вряд ли это был настоящий ребёнок, не тот район и не тот дом, чтобы детей бросали, охрана опять же. Скорее всего, щенок. Или кошка…
Кот.
Он смотрел на меня из-под машины огромными чёрными глазами, совершенно человеческий взгляд, и эти кисточки на ушах…