Тайны третьей столицы
Шрифт:
Посмотрев в окно подъезда, Василий убедился, что мэр и его случайный попутчик по лифту сели в одну машину — широкий мерс представительского класса. Успокоившись на предмет безопасности мэра, сыщик сосредоточился на своих делах. Как всегда, необходимость работать в одиночку в чужом городе, вызывала массу проблем. Особенно сейчас, когда срочно требовался помощник.
Быков вернулся в квартиру, демонстративно не обращая внимания на тихо работающий телевизор (тот опять — уже по другой программе — взахлеб демонстрировал все тот же репортаж-донос о былой нелояльности мэра Москве), открыл сумку с вещами, достал мыло,
Налив в ванную воду, и мимоходом удивившись наличию горячей, Василий стал плескаться, неразборчиво напевая и фыркая в процессе наслаждения пивом. Убедившись, что плеска и фырканий записалось достаточно, он переключил диктофон на кольцевое воспроизведение. Затем, тихонько одевшись, выскользнул из квартиры.
Не забыв вложить комочек пыли в щель двери, Быков спустился двумя этажами ниже и только там вызвал лифт.
Вряд ли кто-то из следивших за ним на вокзале, узнал бы сейчас Быкова в сутулом изрядно заросшем старичке, наряженном в слишком широкий пиджак, оставшийся от прежних, советских времен. Старичок, семеня, вышел из подъезда и направился через Сурикова в глубь дворов. Дойдя до обильной по провинциальному рано закрывшимися магазинами улицы Восьмого марта, Василий за кустами снял парик, слишком широкий пиджак и начал голосовать.
Первой остановилась потрепанная «тойота». Ее водитель оказался очень грузным и бородатым. Быков спросил, сколько будет до площади 905-го года. Шофер запросил восемьдесят, Василий предложил двадцать. Шофер обижено выматерился и укатил.
Таким образом, Быков испортил своей наглой скупостью настроение еще пяти частникам, пока у шестого не оказалась подходящая комплекция.
На сей раз, он попросил отвезти его к универмагу «Звездный» на Серова. По дороге он от всей души жаловался на подлость баб. Найдя в этом вопросе горячий отклик, Быков протяжно вздохнул и предложил познакомиться. Назвавшись Костей и обменявшись рукопожатием, он признался:
— Моя, типа, загуляла, но не признается, Слушай, помоги мне ее прищучить?
— Это как? — с опаской удивился водитель
Вова.
—Тут понимаешь, какая штука... Боюсь я, что она с моим деловым партнером крутит. А коли так, они запросто могут меня разорить или подставить.
—Но я-то тут при чем? — еще сильнее забеспокоился Вова.
—Очень просто: плачу сто баксов за два, максимум — три часа работы.
—А что делать-то? — наконец, заинтересовался Вова.
—Ты завтра приходишь ко мне в подъезд. Я отдаю тебе свою одежду, ты выходишь — как бы я. Ее хахаль думает, что это я ушел: ты по комплекции похож на меня. Он идет к ней, а я подожду на площадке, а потом ка-ак ворвусь и ка-ак их застукаю!
— Ну, а я что?
— А ты погуляешь пару часиков, а потом придешь, опять переоденешься в свое, и получишь баксы.
— Задаток будет?
— Естественно! Щас тридцать, еще тридцать — завтра, когда придешь, и сорок — когда вернешься.;
— Договорились.
Вернувшись к телевизору мокрый, обернутый в простыню, Василий достал из необъятной сумки ноутбук. Он еще часик поизображал глубокую работу мысли, излагая отчет о проделанной перед спешным отъездом в Катеринбург работе. Быков свою шефиню знал. Сама же услала его, не дав даже дух перевести, но сама же устроит выволочку за то, что нет отчета.
Как оказалось, мэрские сторонники хоть и вели себя гораздо выдержаннее и строже, чем бесноватый УТА, но тоже не дремали. В передаче, называемой на разных каналах одинаково: «Новости с напором», они с ласковым почтением демонстрировали, как недавний гость Быкова то заседал, то инспектировал районы города. Параллельно городские журналисты сочувственно выспрашивали всем недовольных жителей районов области. Недовольны жители глубинки были тем, что о них плохо заботятся: денег платят мало, а работу приходится искать самим. Ну, вот никто, понимаешь, не хочет приносить им выгодные профессии и дела на дом, пока они старательно спиваются, невесть на какие шиши.
В чем все местные каналы сходились, так это в том, что есть некий симпатичный Вихляев: «Веселый, здоровенный, ушлый — наш, уральский, хлопец!» К чему этот Вихляев призывал, и зачем он кому-то нужен, Быков так и не понял. Высчитав, что это некая эстрадная знаменитость, у которой тут скоро гастроли, он решил, что поработал на сегодня достаточно.
Он взял принесенный мэром конверт, лег в постель и погрузился: сначала в чтение, а потом и в сон.
ГЛАВАIII. ГОВОРИ ЧЕТКО Информация к размышлению...
В конверте Чирнецкого лежали вперемежку брошюры, вырезки двухгодичной давности и свежие распечатки старых файлов из Интернета.
Сначала со свойственной его профессии подозрительностью Василий предположил саботаж: помощник мэра, готовивший эти материалы, решил до предела осложнить ему работу. Но потом, увидев, как криво и неряшливо отпечатаны файлы, понял, что это обычная безалаберность. По принципу: «Жри, что дают».
Быков расположил все в хронологическом порядке, убрал повторы и у него получился классический, тысячи раз использованный в романах и в кинофильмах сюжет: убийство в запертой комнате.
Но то, что заставляло ломать головы Холмса, Пуаро и Мегрэ, екабевские детективы расщелкали на раз.
«...Дом с адресом «Шарташская, 18», в котором разыгралась трагедия, находится на задворках окружного Дома Офицеров - с той стороны, где выставлена военная техника разных лет. Танки и пушки - любимые правителями и выгодные оборонке символы «сильного государства» с нищим народом - никого не защитили и на этот раз. Польза от них только любителям наживы, да игр в войнушку.
18-й дом выходит на Шарташскую торцом. Он почти напротив проходной подшипникового завода, расположенного через дорогу, по нечетной стороне. Здесь типичный пролетарский район эпохи «Танки вместо масла»: обшарпанные хрущевки, мусор, заросшие бесприютные дворы, убогие детские площадки и неряшливые жители. Нравы — соответствующие, и пьянки в будний день тут обычное явление. Поэтому открытые окна и рвущаяся оттуда пьяная брань под музыку — норма. Как в этой какофонии соседи могли расслышать крики о помощи — загадка. Впрочем, возможно, все объясняется ничтожной звукоизоляцией стен и неуемным пролетарским, любопытством.