Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды
Шрифт:
25 августа. Вечер и ночь в доме убитого. Утро похорон. Устанавливать гроб с телом в клубе в здании горкома партии власти посчитали нецелесообразным – это, по их мнению, могло вызвать еще большую напряженность между чеченцами и русскими. И тогда обиженные друзья убитого установили гроб в саду перед домом его невесты в поселке Черноречье. Там жила основная масса рабочих химического завода. Молодые люди решили превратить прощание с другом в своего рода митинг протеста. Были написаны и расклеены объявления.
У гроба Степашина начались стихийные выступления. Инициатива исходила от заслуженных и вполне вроде бы законопослушных людей. Приехал семидесятитрехлетний
Утром 26 августа стали появляться петиции к властям. Автор одной из них, Галина Корчагина, инвалид 1-й группы, написала в ученической тетради: «Председателю Президиума Верховного Совета СССР товарищу К. Е. Ворошилову. Мы, матери, отцы своих детей, юноши и девушки, обращаемся к Вам как можно скорей принять меры к прекращению убийств и хулиганских поступков со стороны чеченцев и ингушей, так как мы, русские, живем под страхом». Автор зачитала написанное у гроба, попросила подписать.
К часу дня в поселок Черноречье явилось обкомовское партийное начальство. Секретарь обкома запретил митинг перед выносом тела. Тогда начались разговоры, что надо идти к обкому и продолжить митинг там.
26 августа. Траурная процессия. Стихийный митинг. Гроб с телом Степашина его товарищи понесли на руках. К 5 часам вечера похоронная процессия, обросшая множеством случайных людей, подошла к обкому. Площадь была запружена – собралось около 4 тысяч человек. Все же чернореченцы поддались на уговоры властей, перебрались от здания обкома на площадь Орджоникидзе и оттуда, уже на машинах химического завода, отправились на кладбище.
Когда траурная процессия удалилась на кладбище, на площади у обкома осталось большое количество обывателей, не имевших никакого отношения к похоронам. В конце концов митинг возник случайно. На нем прозвучали уже не только античеченские, но и «антисоветские» мотивы, недовольство Хрущевым и его политикой.
Ночь с 26 на 27 августа. Штурм обкома. Собравшиеся на стихийный митинг поначалу проявляли готовность к диалогу с властью. Однако ближе к ночи агрессивная и «незаконопослушная» часть толпы откололась от митинга и начала штурм обкомовской твердыни. Ворвавшись в здание, бунтовщики «открывали служебные кабинеты, искали секретарей обкома». К полуночи милицией и подразделением войск МВД обком был очищен от «митингующих». Но толпа наиболее «отпетых» и подогретых спиртным людей не расходилась. Учащиеся ремесленного училища, поснимав с себя поясные ремни и взмахивая пряжками, бессмысленно носились по коридорам и кабинетам, вряд ли отдавая себе отчет в том, зачем они это делают. Силами милиции и КГБ здание было вновь очищено…
27 августа. Утро на площади. Листовки. С утра в городе появились листовки, обращенные к рабочим. Кажется, властям так и не удалось выяснить, кто во время короткой ночной передышки (с 3 ночи до 8 утра) успел написать и размножить их на машинке: «26 августа 1958 года наши товарищи проносили гроб с трупом убитого чеченцами рабочего мимо обкома партии. Органы милиции вместо принятия мер к наказанию убийц задержали 50 человек наших рабочих. Так давайте же в 11 часов бросим работу и пойдем к обкому партии требовать их освобождения»…
Вручая листовку рабочему, какой-то неизвестный сказал, что для поездки к обкому специально выделены автомашины –
Это один из самых непонятных эпизодов в истории грозненских волнений. Что это были за машины, уже стоявшие наготове? Кто и когда сумел организовать коллективную поездку рабочих на митинг? И можно ли заподозрить в авторстве грамотно написанной листовки, да еще отпечатанной на пишущей машинке, хулиганов, громивших ночью обком и бессмысленно метавшихся по зданию, размахивая ремнями? А не попытался ли кто-то из местных русских «начальников» или работников «органов» использовать беспорядки для провокационной цели – подтолкнуть ЦК КПСС к силовому решению чеченской проблемы, возрождению репрессивного духа сталинского времени?
К 10 часам утра на площади вновь собралась большая толпа. Часть ее, несмотря на уговоры, оттеснила охрану и через главный подъезд ворвалась в здание. Их снова вытолкали. Но толпа не расходилась.
27 августа. Полдень. Захват обкома. Погром. К полудню на площади у здания обкома собралось уже более 1000 человек. Здесь же оказалась грузовая автомашина, в кузове которой стоял стол и был установлен микрофон. У микрофона выступали сначала женщина, потом неизвестный мужчина старше 40 лет, призывая к «выселению» чеченцев и ингушей, требуя освободить задержанных и прекратить работу на заводах. Примерно в час дня от митингующих снова откололась большая группа хулиганов, ворвалась в обком и заполнила все помещения: ломали мебель, били стекла в окнах, выбрасывали на улицу деловые бумаги, календари, кричали, свистели, некоторые из них призывали бить чеченцев и «устранить» местных руководителей.
Часть нападающих пробралась на крышу здания и стала жечь там бумагу. Другая группа заполнила галерею балкона 3-го этажа и оттуда выкрикивала «провокационные призывы». В служебных кабинетах нападавшие разливали чернила, рвали настольные календари и бумагу, срывали с окон занавески. В столовой обкома были открыты все водопроводные краны и краны газовых горелок. К счастью, коммунальные службы довольно оперативно прекратили подачу газа в здание. Толпа набрасывалась на «начальников», избивала их, рвала одежду.
27 августа. Нападение на МВД и КГБ. «Проект резолюции». Около пяти часов дня группа хулиганов набросилась на заместителя министра внутренних дел республики Шадрина и стала требовать списки задержанных. Затем насильно вытащила его на площадь. Туда же приволокли руководящих работников обкома. Другая часть погромщиков ворвалась в здание КГБ. Оружие сотрудники МВД не применяли, пытались уговаривать. Их не слушали, открывали двери служебных комнат, – искали задержанных. В 18 часов 30 минут были вызваны две пожарные машины якобы для тушения пожара. Одну тут же опрокинули, у другой повредили электропроводку и выпустили воздух из шин.
Около 8-9 часов вечера в захваченное здание обкома пришел Георгий Шваюк и принес написанный им «проект резолюции».
– В автобусе, – рассказывал он на суде, – я услышал, что назначается митинг по поводу «зверского убийства работника химзавода», в порыве гнева дома написал проект резолюции и поехал на площадь, где отдал его двум комсомольцам.
Как и многие другие, Шваюк оказался в гуще событий случайно. Однако написанный им проект не был результатом спонтанно вспыхнувших эмоций. Автор документа на короткий срок стал идеологом беспорядков, попытавшимся, так сказать, «облагородить» действия погромщиков какими-то осмысленными политическими требованиями.