Тайны уставшего города (сборник)
Шрифт:
Предательство никому не шло на пользу, и Семичастный загремел на Украину зампредом тамошнего Совмина.
Уйдя на пенсию, он давал интервью, рассказывал о том, как боролся за чистоту партийных рядов.
Его спрашивали о заговоре против Хрущева, о Шелепине.
Он охотно отвечал.
Только никто не спросил его о Новочеркасске, об убитых на площади и расстрелянных в спецкамерах.
Я смотрю старую кинохронику, отбираю кадры для телепередачи. Куча стариков,
Это сейчас. А ведь не так давно именно они санкционировали огонь на поражение.
Как же не хочется, чтобы все повторилось.
Но в нашей стране мы не застрахованы ни от чего. Вспомните осень 1993 года. Кто дал тогда команду «Огонь на поражение!»?
Ночь на краю света
Январь 1963-го в Целинограде был холодным и вьюжным. У касс «Аэрофлота» в гостинице «Ишим» я встретил собкора КазТа по целинному краю Володю Шевченко, он летел в Алма-Ату за очередными ценными указаниями.
– Ты куда? – спросил он меня.
– В Тургай.
– На край света, значит, – усмехнулся Володя.
Я очень хорошо помнил копию старой гравюры из учебника географии для пятого класса. Монах добрался до края света, просунул голову в небесный свод и с интересом наблюдает за тем, что происходит по другую сторону.
Но мы с младых ногтей были материалистами и знали, что земля круглая, поэтому встречи с прекрасным на «краю света» я не ожидал.
Да и добраться до него было нелегко. В Кустанае в инстанциях мне объяснили, что поезда туда не ходят, а автомобильное сообщение прервано из-за заносов, остается один путь – воздухом.
В аэропорту дежурный, улыбчивый парень в летной вытертой куртке, доходчиво объяснил мне, что облачность низкая, в полетном коридоре снежные заряды, поэтому борты на Тургай не ходят.
Но все-таки некая магия редакционного удостоверения сделала свое дело, в те годы к журналистам относились с опаской и почтением, и дежурный поведал мне, что на «край земли» идет один борт спецрейсом.
– Вы сами-то откуда будете?
– Из Целинограда.
– Да нет, живете вы где?
– В Москве.
– Земляк, – обрадовался дежурный.
Выяснилось, что он с Лесной, окончил Егорьевское училище ГВФ, прибыл сюда по замене кадров на два года и считает дни до отъезда домой.
Мы поговорили о Москве, с тоской вспомнили пивбар «Прага» в Парке культуры и еще много замечательных московских мест.
– Я тебе постараюсь помочь, через час спецборт идет на Тургай, может, уговорю пилота.
Мы вышли на летное поле. Следы заметала поземка, небо, мрачное, как жизнь, низко висело над взлетной полосой; казалось, подними руку – и коснешься темных облаков.
Вдалеке прогревал
– Санавиация? – спросил я.
– Угу, – ответил мой спутник.
– Врачей везут?
– Можно и так сказать, – усмехнулся дежурный.
Мы подошли к машине. Пилот уже прогревал моторы.
Дежурный замахал руками, и пилот вылез из кабины.
– Слышь, Коля, – сказал мой благодетель, – возьми корреспондента на Тургай.
– Я что, – развел руками Коля, – я со всей душой. Только сам знаешь, кто здесь командует. Попробую уговорить.
Через несколько минут из самолета выглянул казах явно руководящего вида, в овчинном тулупе, накинутом на синее номенклатурное пальто с серым каракулевым воротником.
– Документы, – со знакомыми интонациями распорядился он.
Я протянул ему свое удостоверение, в котором было обозначено, что я – завотделом краевой комсомольской газеты.
Наверное, нигде в СССР не любили так должности, как в цветущем Казахстане. Чин «завотделом» заставлял задумываться национальных начальников.
Пока непроницаемый казах задумчиво сверял мою фотографию с оригиналом, из самолета выпрыгнул некто в кожаном пальто и пыжиковой шапке.
Он посмотрел на меня веселыми смеющимися глазами, взял у казаха удостоверение, мельком глянул и протянул мне.
– Откуда сам?
– Из Москвы.
– Земляк. В командировку?
– Конечно.
– Возьмем корреспондента, Есым Естомбаевич, возьмем. Поможем подручному партии.
Я залез в холодную кабину самолета, пилот дал мне ватный чехол, которым закрывали мотор.
– Накинь, корреспондент, а то в своем пальтишке замерзнешь.
– Ничего, врачи не дадут.
– Это точно, – ответил веселый человек в кожаном пальто, – мы врачи-общественники, у нас свое лекарство.
И как только самолет, вылетев, лег на курс, он вытащил из портфеля бутылку коньяка «Двин» и два раскладных стаканчика.
Мы выпили за знакомство, полет стал значительно приятнее.
В Тургае на летном поле рядом со странным сооружением, именуемым «Аэропорт», моих попутчиков ждали местные «врачи-общественники», двое из них были в светлых офицерских полушубках, погоны на них радостно светились васильковыми просветами.
– Ты куда, земляк? – спросил меня кожаный человек по имени Борис.
– В совхоз «Южный».
– Не ближний свет. Возможно, там и увидимся.
Я прилетел в этот забытый Богом, но не оставленный заботами КГБ город по письму. В совхозе «Южный» директор школы Бекбаулов избивал русских детей.
Когда я уезжал в командировку, мой московский знакомый Рамаз Мчелидзе, сын знаменитой певицы Веры Давыдовой, работавший в Целинограде замзавотделом пропаганды крайкома партии, сказал мне: