Тайны уставшего города (сборник)
Шрифт:
Они знали, что дни Сталина сочтены. Но для того, чтобы будущий преемник чувствовал себя спокойно и уверенно, надо было посадить своего человека на МГБ.
Виктор Абакумов был лично предан Сталину.
Тогда появилось письмо на имя Сталина подполковника из Особой следственной части МГБ Михаила Рюмина. В нем говорилось, что министр госбезопасности Абакумов покрывает террористическое подполье, в качестве примера приводилось дело еврейского националиста Этингера и руководителя молодежного антисоветского Союза борьбы за
Абакумов был снят и арестован. Новым министром стал человек Маленкова, бывший секретарь обкома С. Д. Игнатьев, работавший в ЦК завотделом парторганов.
Но убрать Абакумова – лишь половина дела. Были еще личный секретарь вождя Поскребышев и начальник личной охраны генерал Власик.
После съезда партии в ЦК был создан новый отдел по подбору и распределению кадров. Возглавил его Н. Н. Шаталин, верный соратник Маленкова.
Генерал Власик был арестован, а многолетний личный секретарь Сталина А. А. Поскребышев уволен с этого поста.
Берия и Маленков сделали просто невозможное. Устранили из Кремля тень вождя.
Ровно в двенадцать погас свет. Электричество «на краю земли» отпускали крайне дозированно. Леонид Иванович зажег керосиновую лампу. Он, рассказывая, шагал по маленькой комнате, и тень его причудливо ломалась на стене.
А за окном ветер бил в стекла снежными зарядами, словно пытаясь раскачать затерявшийся в степи саманный город.
– Знаешь, почему Хрущев отдал хохлам Крым? – внезапно спросил он.
– Нет.
– Он до войны был первым секретарем ЦК КПУ. По его инициативе было репрессировано около двухсот тысяч человек. Эти архивы вывезли во время войны, и они осели в ЦК. После победы Хрущев вновь уехал на Украину, и волна репрессий и выселений снова была чудовищной. Довоенный архив в Москве уничтожили, а за послевоенные документы он и подарил Украине Крым.
Я и по сей день не знаю, так ли это, на чем основаны утверждения Леонида Ивановича, а тогда я пытался возражать, найти некое оправдание Никите Хрущеву.
– Не надо, – сказал Леонид Иванович, – не ищите нам оправданий.
– Кому «вам»?
– Всем, кто управлял на разных уровнях страной.
– Значит, и вы виноваты?
– Конечно. Но все же меньше, чем Хрущев, которого вы пытаетесь защищать. В 1935 году, будучи первым секретарем МГК, он сетовал на бюро, что в Москве арестовано всего триста восемь человек, и призвал коммунистов к суровой борьбе с врагами народа. Указания лидера столичных коммунистов быстро претворили в жизнь. За 1936 и 1937 год в Москве репрессировано около шестидесяти тысяч человек. А вы говорите…
Мне было жутковато и интересно, словно я открыл какую-то дверь и сделал первый шаг в темноту.
– Можно я запишу ваш рассказ?
– Сделайте милость. – Леонид
Когда мы прощались, он сказал:
– Придете на ночлег в райком, прочитайте еще раз свои записи и сожгите в печке.
– Почему?
– Неужели не понимаете?
Утопая в снегу, я добрался до райкома. Долго стучал, пока недовольный сторож-истопник казах открыл мне дверь.
В кабинете, отведенном мне под жилье, я зажег свечу и еще раз прочитал записи, вложил в тетрадь письма ссыльных девушек и заснул.
Проснулся я от странного ощущения, будто кто-то смотрит на меня. В комнате никого не было. За окном полоскался грязновато-серый рассвет, и в его зыбком свете я увидел странную огромную голову, кивающую мне.
Я тоже на всякий случай кивнул. Потом оделся и вышел во двор. У моего окна стоял верблюд, запряженный в сани, и уныло мотал головой.
Я подошел и похлопал его по шее. Он грустно посмотрел на меня и опять кивнул.
Когда я вернулся, ни тетради, ни писем на столе не было.
Я выскочил в коридор. Пусто. Только лозунг на стене на русском и на казахском: «Партия – наш рулевой».
Инцидент на спецтрассе
Но сначала вернемся в 1972 год. В июль. В Москву, в дрожащее знойное марево. Знаменитая жара семьдесят второго. Впервые на город надвинулся дым горящих торфяников…
Меня отправили в Шатуру писать очерк, как простые советские люди мужественно борются с огнем. Надо сказать, что они боролись как нужно.
Пять дней я мотался по поселкам, по сгоревшим баракам бывших торфоразработок, по обугленному лесу.
На одном из участков угорел молодой паренек – бульдозерист, и мне пришлось вспомнить армейский опыт и три дня подряд сидеть за рычагами тяжелой машины.
…Вернувшись в Москву, я сразу полез под душ смывать впитавшийся в кожу запах гари. И тут зазвонил телефон. Я давно уже не ждал ничего хорошего от его звонков, но все-таки снял трубку.
На этот раз новость была приятная. Звонил мой товарищ, актер и режиссер Сева Шиловский, он снял первую отечественную «мыльную оперу» «День за днем». Успех у зрителей она имела оглушительный. В Останкино ежедневно приходило несколько мешков писем.
Сева пригласил меня вечером в ресторан ВТО отметить окончание показа сериала.
Ах, ресторан ВТО! Самое лучшее и самое вкусное место на улице Горького. Развеселый клуб для своих, для тех, кто имеет отношение к искусству.
Мы сидели в зале, расписанном березками, выпивали и закусывали. И вдруг в углу, за столом я увидел своего дружка, с которым начинал заниматься боксом, правда, в отличие от меня, для него спорт стал делом всей жизни и он добился больших успехов, был известен и титулован.