Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5
Шрифт:
– Ingredi deivoluptatis causa, – вслух прочитал он.
– Приглашение к удовольствию, – откликнулась я. – Как уместно.
Он даже не улыбнулся и, резко развернувшись, строго взглянул на меня.
– Я иду первым. Я часто тебе уступаю, но сейчас не буду. Если что-нибудь случится, ты убежишь, слышишь? Убежишь и укроешься в безопасном месте.
– Исключено, – ответила я.
Он наклонился ко мне так близко, что почти касался моего лица.
– Я сейчас не торгуюсь, Вероника. Хоть раз в жизни сделай то, о чем я тебя прошу. Обещай мне.
– Ну хорошо, обещаю, –
Казалось, он не поверил моим словам, но пошел вперед, повернувшись боком, чтобы протиснуться сквозь узкий ход в скале. Я пошла за ним, но мне можно было не поворачиваться, мои плечи просто слегка касались стен. Идти было недалеко – в самый раз для того, чтобы почувствовать себя отгороженным от внешнего мира, но проход шел заметно под уклон, и мы опускались все глубже под землю. Наконец оказались в довольно просторной комнате: из-за спины Стокера мне ничего не было видно, но я услышала эхо, которое может разноситься только по большому помещению. Он остановился и поднял фонарь высоко над головой, чтобы мы могли осмотреться.
Комната была пуста; по крайней мере, преступников в ней точно не было. Ни один злодей нас там не поджидал, никакой убийца не собирался бросаться на нас из темноты.
Это была естественная пещера, просторная, с высоким потолком, а по стенам в скале были выдолблены небольшие углубления с импровизированными ложами. Об их предназначении было несложно догадаться, но даже если бы это не было понятно с первого взгляда, то вся обстановка говорила об этом весьма красноречиво. Повсюду были ниши и полки, уставленные объектами искусства очень необычного свойства.
Стокер присел на корточки, чтобы зажечь вторую лампу, и, когда он поднял ее над головой, я поняла, что это волшебный фонарь: их делают так, чтобы они, светясь, отбрасывали тени разных форм на стену, с их помощью устраивают представления теневого театра, но я никогда еще не видела ничего подобного. От горячего воздуха картинки начинали вращаться, и на стенах плясали силуэты в виде совокупляющихся пар. Рассмотрев картины повнимательней, я поняла, что здесь были не только пары. Там оказалось все разнообразие поз в любовных соитиях, одна подробнее и невероятнее другой. Стокер в изумлении смотрел на эти изображения, а я занялась остальными предметами.
– Боже мой, в жизни не видела столько пенисов в одном месте! – вырвалось у меня, когда я рассмотрела содержимое ближайшей полки. Я взяла в руки один предмет – тяжелый, гладкий и стеклянный, закрученной формы и украшенный разноцветными полосками, как леденец. – Этот, наверное, венецианский, – предположила я.
– Без сомнения, – ответил Стокер сдавленным голосом. Кажется, его внимание привлек аппарат из дерева и кожи более внушительных размеров.
– А что скажешь про этот? – с любопытством спросила я. – Надпись на ручке вроде бы китайская. А этот, очевидно, из Занзибара. Очень интересная коллекция фаллосов, – заметила я. – Довольно любопытно с точки зрения этнографии.
– Этнография тут ни при чем, – поправил меня Стокер по-прежнему глухим голосом. – Это не фаллосы, по крайней мере, не те, что предназначены для научного исследования.
Я
– Что ты имеешь в виду?
Он страшно покраснел.
– Это… господи, я даже не могу произнести этого слова.
– Какого слова?
– Дил… нет, не могу. Давай скажу тебе, как это называлось в Греции: олисбы, или, если ты предпочитаешь испанский, consoladores.
– В переводе это значит «утешители». Но как они могут утешить… О! О! – Я посмотрела на коллекцию новым взглядом. – То есть они не для изучения и не для ритуального использования, а для вполне практического применения. Как интересно!
Я провела пальцем по стеклянному образцу.
– Удивительно гладкий, но слишком холодный для того, чтобы быть привлекательным. Подозреваю, что сперва его нужно согреть в горячей воде или разогретом масле, чтобы он стал к тому же приятно скользким. Стокер, с тобой все в порядке? Минуту назад ты краснел, как майская роза, а сейчас вдруг страшно побледнел.
– Я просто думал обо всех странствиях в своей жизни и удивлялся, как мог оказаться сейчас здесь, с тобой и с этим всем, – сказал он, кивнув вглубь комнаты, где стояла статуя Пана, наделенного двумя достоинствами и обслуживающего одновременно нужды двух крайне ретивых женщин.
– У него защемит спину, если он продолжит делать это в такой странной позе, – заметила я и двинулась дальше по комнате, изучая эту странную коллекцию. Помимо фаллосов всевозможных форм из разнообразных материалов там были немаленькая подборка порнографии инесколько довольно милых гравюр с изображением амазонок, без стеснения использующих молодых пленников. Стены были завешаны бархатными шторами и настенными коврами, которые на первый взгляд казались обычными гобеленами, если не всматриваться в сюжеты картин с крайне откровенными сценами.
В центре комнаты стоял очень странный предмет мебели, я никогда не видела ничего подобного. Конструкция была обита черной тафтой и снабжена странным набором ручек и подставок под ноги. Когда я спросила, что это, Стокер бросил на него лишь беглый взгляд и не колеблясь ответил:
– Это si`ege d’amour.
– Сиденье для любви? Кресло, сделанное специально для того, чтобы облегчать соитие? – пробормотала я. – Очень умно и, наверное, довольно удобно.
Я забралась на это si`ege и взялась за ручки.
– Ага, здесь есть и подставки для ног, как интересно!
Я подняла было одну ногу, но тут Стокер издал очень странный звук, похожий то ли на рычание, то ли на стон.
– Вероника, ради всего святого и доброго, что есть у тебя в жизни, слезай оттуда! – сказал он глухим, хриплым голосом, которого я никогда раньше не слышала.
Я спустилась с кресла.
– Ты прав. Ведь мы должны искать зацепки.
Мы принялись обыскивать комнату и хорошо потрудились: оглядели каждую непристойную статуэтку и заглянули за все вызывающие гобелены. Оказалось, что за шторой позади статуи Пана скрывается какая-то калитка: решетка наподобие той, через которую мы попали в грот. Я позвала Стокера, мы проверили, не подходит ли и сюда наш ключ, но ничего не вышло.