Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5
Шрифт:
— Боже мой, — выдохнул Стокер.
Я знала, это не было проклятием. Это была молитва.
* * *
Мы не сказали Тибериусу, пока не вытащили ее из бочки, не выложили и не расправили свадебное платье. Я вытерла лицо и руки Розамунды чистой тканью, смоченной в уксусе, и Стокер нашел простыню, чтобы прикрыть шею. Волосы были окрашены вином и сильно испачканы, но выражение лица казалось спокойным.
Я не люблю вспоминать о последующих часах. Тибериус был сломлен ее видом и без слов отступил в свою комнату. Мертензии пришлось позаботиться обо всем, принять
— Что это? — растерялся Тибериус.
Мертензия вышла вперед.
— Вы сказали Каспиану, что не оставите нас в покое до тех пор, пока она не будет похоронена. Именно это я и хочу сделать.
— Это сад, — обратилась к нему я. — Первое место Божьего творения для человечества. Столь же священное место, как любое другое. Если вы хотите гимны, мы будем петь их. Если вы хотите молитвы, мы помолимся.
Тибериус колебался.
— Малкольм должен быть здесь.
— Малкольму нехорошо, — новая властность успокоила ее голос, когда Мертензия стояла лицом к лицу с ним. — Я все объясню ему, когда он сможет это понять. Пока он будет отдыхать.
Тибериус медленно обернулся, принимая сообщение. Сразу за ним была каменная стена, увитая жасмином, аромат наполнял ночной воздух. Безмятежное лицо корабельной фигуры по имени Мерси наблюдало непрозрачными глазами.
— Очень хорошо, — хрипло сказал он. — Пусть так и будет.
У нас не было времени для гроба. Мертензия раскопала на чердаках драпировки, тяжелую золотую парчу, и Розамунду тщательно в них обернули. С бесконечной нежностью Каспиан и Стокер двинулись, чтобы бережно положить ее в могилу. Каждый из нас взял горсть земли и бросил на мерцающую ткань, предлагая мирный проход молодой женщине, которая навсегда останется в саду на берегу моря.
Наконец настала очередь Тибериуса. Мы отступили назад, чтобы дать ему уединение, когда он упал на колени у края могилы. Я слышала его голос, тихое долгое бормотание. Он в последний раз говорил с любовью своей жизни. Потом услышала глухой шум, когда земля из его руки упала на золотую ткань. Тибериус встал и взял лопату из рук Каспиана. Вместе он и Стокер завершили кропотливую задачу, заполнив землей могилу. Когда они закончили, Стокер положил руку на плечо брата, и Тибериус на мгновение накрыл его руку своей. Потом он пожал плечами и пошел к Сestrum, даме ночи, отрезав длинную веточку, чтобы положить на земляную насыпь. Белая и ароматная, она напоминала свадебный букет. Мы долго стояли в саду. Поднялась луна, излучая перламутровый свет, и над всем этим распространялся запах звездных цветов жасмина, летящий над морем.
* * *
К следующему утру все было решено. Когда Малкольм выздоровеет достаточно, чтобы путешествовать, Каспиан и Хелен возьмут его в длительный тур по Италии. Иностранная страна без знакомых, задающих вопросы, была идеальным выбором. Они планировали уехать минимум на год, пока Малкольм примирится со всем, что случилось. Тем временем Мертензия будет действовать от имени хозяина острова Сан-Маддерн. Учитывая решительность и авторитет, проявленные ею в ту роковую ночь, я почти не сомневалась,
Весть о кончине миссис Тренгроуз была принята с облегчением со всех сторон, хотя Тибериус, казалось сожалел о том, что ее конец был спокойным. Потребовалась небольшая осторожная дискуссия, прежде чем судьба миссис Тренгроуз была решена, и, в конце концов, возобладало предложение Стокера. В своих беседах с местными рыбаками он обнаружил, что на острове иногда тайно проводились похороны в море для тех, кто тихо умер дома и предпочитал утешение бездны кладбищенскому погосту. Он объяснил, что стремительное течение унесет сброшенное в исходящий поток. Поэтому ее доставили на галечный пляж на западном краю острова. Тело положили в маленькую лодку и отправили в море, наблюдая, как волна повернула, унося печальный груз за горизонт.
— Это лучше, чем она заслужила, — сказал Тибериус, следя, как крошечный кораблик подбрасывает и качает на волнах.
— Возможно, — ответила я. — Но справедливость достигнута. И мертвецы наконец могут отдохнуть.
* * *
Мы собрали вещи и приготовились покинуть замок на следующей неделе. Все были затронуты странными событиями. Мертензия и Каспиан на этот раз были благодарны компании. Я провела много времени с Мертензией в саду, готовя свои прекрасные образцы Glasswings и изучая их привычки. Стокер и я больше не разговаривали друг с другом о ночи на Первой Сестре. Ночи, когда было сказано так много вещей, о которых нельзя говорить. Предчувствие того, что лежало перед нами, кипело во мне, и я не раз ловила на себе его взгляд, согретый ожиданиями.
В последний день после обеда я отправилась в деревню проведать Матушку Нэнс, что повлекло за собой множество кружек сидра и несколько загадочных замечаний.
— За долгий путь, в который вы отправитесь, — подмигнула она, поднося ко рту свою кружку. — Вспоминайте меня по-доброму, дорогая.
Я медленно поднялась по тропинке к вершине Сан-Маддерна, последние солнечные лучи летели мне в спину. Я только прошла через ворота, ведущие к территории замка, как появился Стокер.
Поравнявшись со мной, он остановился, его глаза горели.
— Добрый день, — формально приветствовала я. Мы провели последнюю неделю в пене предвкушения, едва осмеливаясь находиться вместе в одной комнате, настолько сильными были наши желания. Я больше не спала ни одной ночи, мучая себя откровенно непристойными мыслями, и заметила, что Стокер дважды в день плавал в холодных водах Атлантики, чтобы ослабить свой пыл.
Медленная улыбка распространилась по его лицу.
Я обвила руками его шею.
— Мне жаль оставлять остров.
— А мне нет. У меня есть планы на тебя в Лондоне.
— Лондон, — выдохнула я, закрыв глаза.
— Лондон, — повторил он. — Где будем только мы вдвоем. Ни Тибериуса, ни Ромилли. Ни убийц, ни бывших жен, ни трупов. Только мы.
Стокер склонил голову, горячо демонстрируя свои намерения. Он начал добиваться значительных успехов, когда позади нас раздался легкий кашель. Зубы Стокера, сильные и острые, защемили мою мочку, он слегка зарычал от разочарования.
— Что, Питер? — потребовал он, глядя на маленького мальчика, который терпеливо улыбался нам, размахивая куском бумаги.