Тайные битвы XX столетия
Шрифт:
Начиная с мая непрерывно возникали слухи о грядущем советском вмешательстве в чешские дела. На Брежнева давили руководители ГДР и Польши, утверждавшие, что «зараза ревизионизма» активно проникает из Праги к ним, «размывая социалистические устои». Украинский партийный руководитель Шелест тоже докладывал о проникновении «чуждых веяний» на запад его республики (в связи с тем, что в соседней Словакии была восстановлена автономия русин, а также униатская церковь). Военные круги твердили о том, что из Организации Варшавского договора вот-вот выпадет важное звено и пугали якобы готовящейся агрессией НАТО. КГБ исправно докладывало о «руке западных спецслужб». Три тысячи агентов ЦРУ под видом «туристов» приехали-де в Прагу и Братиславу в последнее время… Секретарь ЦК КПЧ Кригель,
Однако на протяжении почти четырех месяцев Кремль колебался. Международный отдел ЦК КПСС возражал против вмешательства в «пражскую весну», прогнозируя резко негативную реакцию на Западе, а также в ряде компартий. Между Москвой и Прагой постоянно курсировали «послы мира»: венгерский вождь Янош Кадар и французский коммунист Валь дек Роше. В июне Брежнев имел беседу с председателем Национального собрания ЧССР Смрковским и выразил ему извинения за нападки на него советской прессы. Советский лидер даже предложил Смрковскому, считавшемуся более активным сторонником реформ, нежели Дубчек, заменить «слишком неопытного» руководителя на посту генсека КПЧ.
В конце июля — начале августа в пограничном с СССР городе Чиерне-над-Тиссой шли странные перемещения: каждое утро с востока прибывал специальный хорошо охраняемый поезд, который вечером аккуратно откатывался, как на спячку, на советскую территорию. В таких дорожных условиях шли длительные переговоры Брежнева и его пражских коллег. В итоге как будто стороны пришли к «консенсусу»: Дубчек и сотоварищи обещали держать события под контролем, Кремль согласился не торопиться с вооруженным вмешательством.
Однако шаткое статус-кво просуществовало недолго. Уже в ночь с 20 на 21 августа началась операция «Дунай»: подразделения советской армии при поддержке войск других стран ОВД вошли в Чехословакию. Непосредственным поводом, вынудившим Брежнева пойти на этот шаг, послужили две вещи. Во-первых, массовое распространение в ЧССР манифеста «2000 слов», содержавшего обращение формировать «гражданские комитеты действий» (в чем усматривался прямой призыв к «контрреволюции»), во-вторых, внезапное назначение съезда компартии Словакии на конец августа, в чем увидели попытку «путча» против промосковски настроенного секретаря Биляка.
Помимо этих поводов существовали и другие обстоятельства, способствовавшие вторжению. Разумеется, не обошлось без секретной договоренности с чехословацкой армией: в случае ее сопротивления рассчитывать на успех оккупации было практически невозможно. Министр обороны Дзур твердо придерживался просоветской линии и подчиненные ему войска не противодействовали операции «Дунай». «Свои люди» были у Москвы и в руководстве StB (генерал Шалгович и др.): 21 августа и в последующие дни чешские чекисты помогали советским «нейтрализовывать опасные элементы».
Но наибольшей тайной в этих событиях осталась позиция Запада. В мае 1969 г. албанская газета «Зери и поппулит» опубликовала статью, в которой утверждалось: «Чехословацкие события еще раз подтвердили не только существование заговора США и СССР, направленного на раздел сфер влияния и повсеместное установление их… гегемонии, но и тот факт, что этот заговор осуществляется на практике». Рупор Энвера Ходжи сравнивал поведение западных держав в отношении советского вторжения с позицией Понтия Пилата и добавлял: «Равнодушие, проявленное в отношении отстранения Дубчека, который до последнего времени пользовался симпатиями всей западной буржуазной реакции, показывает, что во имя интересов советско-американского союза не только его судьба, но и судьба всей Чехословакии превратилась в разменную монету».
Действительно, 26 августа Брежнев говорил доставленным под конвоем в Кремль лидерам Чехословакии (свидетельство 3. Млынаржа): «Я спрашивал президента Джонсона,
Итак, со всей откровенностью генсек КПСС признал, что накануне вторжения в Чехословакию он консультировался с американской администрацией и фактически получил заверения о нейтралитете в отношении грядущей акции! Только с учетом этого становятся понятными путаные объяснения американских руководителей в связи с тем, что они-де «прозевали» операцию «Дунай». Профессор Иржи Вадента пишет в своей книге «Советское вторжение в Чехословакию»: «После переговоров в Чиерне… и до вторжения, т. е. примерно на две недели американская разведка «потеряла» след советских боевых подразделений, которые проводили маневры вблизи чехословацкой границы. Разведка США вновь «обнаружила» эти войска, когда советские танки уже шли по улицам Праги, да и то лишь из новостей, переданных по чешскому радио! Руководители НАТО были удивлены мощью и временем вторжения…»
Между тем первый эшелон войск, задействованных в операции «Дунай», составлял 250 тысяч человек и более тысячи танков. Невозможно представить себе, что в эпоху спутников-разведчиков мощнейшая спецслужба на 2 недели «потеряет из виду» такую армаду, к тому же сравнительно компактно сосредоточенную. Скорее всего, американцы лишь сделали вид, что эта акция застала их врасплох.
Более того, оказав на первых порах сильную пропагандистскую поддержку реформистским силам в Чехословакии и поманив их обещаниями экономической помощи, Запад затем вдруг резко пошел на попятную. Уже с конца июня, то есть еще за два месяца до операции «Дунай», официальные лица Вашингтона и руководители НАТО как по команде перестали давать какие-либо оценки чехословацким событиям. Только накануне 21 августа, вспоминал У. Ростоу, американцы единственный раз выразили протест Советам в связи с «пражской весной», но не из-за готовящегося вмешательства, а «после того, как их пропаганда заявила, будто чехам помогает ФРГ и НАТО. Раек — «госсекретарь» — пригласил Добрынина на встречу и сказал ему: «Это неправда, и вы знаете, что это не так — это нужно прекратить». И утверждения такого рода действительно прекратились». То есть советская пропаганда исполнила указание из Вашингтона! Что разительно доказывает существование советско-американской «договоренности»…
Упомянутый Иржи Валента пишет о том, что после 21 августа «администрация Джонсона не только продолжала, но и ускорила переговоры с советским руководством (по проблемам разоружения — А.В.), как будто чехословацкого кризиса не было вовсе».
Американская печать даже фактически поддержала «ставленника Москвы» Гусака, сменившего в 1969 г, Дубчека на посту коммунистического лидера Чехословакии. «Его патриотизм как чехо-словака, — писала, например, «Крисчен сайенс монитор» — не может ставиться под сомнение». Конечно, и Кремль проявил в поисках альтернативы лидеру «пражской весны» определенную гибкость. Гусак уже сидел в тюрьме в начале 50-х за «словацкий буржуазный национализм». «Зери и поппулит» также характеризовала его как «явного немарксиста». Однако в данном случае идеология отступала на второй план, Гусак в дальнейшем оправдал себя как верный сторонник Советов. Запад же признал его, в одночасье забыв о Дубчеке.
Американскую позицию «невмешательства» поддержала и Западная Европа. «Перед позицией Москвы, — писала в апреле 1969 г. католическая «Оссерваторе де ля Роменика», — чехословацкие «реалисты» должны склониться, поскольку иного пути не существует».
Комментируя «советско-американский сговор», «Зери и поппулит» отмечала: «Теперь опять повторился Мюнхен, опять западные державы бросают Чехословакию на произвол агрессоров, чтобы натравить их на Восток, на Китайскую Народную Республику… В свою очередь советские руководители давно уже не жалеют усилий, чтобы помочь американским империалистам выйти из тупика, в который они зашли во Вьетнаме».