Тайные грехи

Блэйк Стефани

– Ты напоминаешь мне обнаженную с картины Рубенса, – сказал он ей, раздеваясь.

– Я не похожа на рубенсовскую женщину. Они все толстые и перезрелые.

Эта тема вызвала в ней неприятные, даже болезненные воспоминания, и это отразилось на выражении ее лица.

– В чем дело, любовь моя? – спросил он, ложась рядом с ней.

– Я вспомнила, что мне сказал доктор Фосет в тот последний раз, когда я проходила у него обследование. «Миссис Роджерс, с такой великолепной фигурой вам следовало бы иметь десяток детей».

– Неужели он так и сказал? –

спросил Сэм очень тихо, чувствуя, что желание покидает его. В их идиллическом браке был лишь один изъян – невозможность зачать ребенка. Маре никак это не удавалось. Он обнял ее, стараясь охватить руками все ее тело, и нежно поцеловал в лоб, потом в сомкнутые веки. – Но ведь мы всегда можем усыновить-удочерить ребенка, ты же это знаешь, дорогая. Так делают все и повсюду. Ты знаешь, что Пекстоны – а ведь он глава Лондонского отделения компании – усыновили близнецов?

– Нет! – возразила она, и в ее голосе прозвучала железная решимость, а зеленые глаза сощурились, выражая вызов, и в этом было что-то кошачье. – Я хочу родить собственного ребенка, сотворенного из нашей плоти и крови, Сэм. И я никогда не откажусь от этой мысли, я всегда буду пытаться осуществить это.

Она ласкала его потерявшую твердость плоть обеими руками, стараясь вернуть ее к жизни.

– Конечно, это будет невозможно без твоего содействия. Иди сюда, дорогой, выбрось из головы неприятные мысли и давай-ка сделаем еще одну попытку.

Написанное в эту ночь письмо Мары успело прийти в отель «Савой» за неделю до того, как Гордон и его жена покинули его, чтобы сопровождать полковника Джона Джекоба Астора и его жену в первом плавании на гордости британской линии «Уайт стар». Имя этого корабля, получившего известность как величайший корабль, когда-либо бороздивший моря, было «Титаник».

Гордон сидел за завтраком в их роскошных апартаментах, читая лондонскую «Таймс», и вполуха слушал, как Мара читает ему письмо дочери:

– «Я решила родить Сэму ребенка, даже если на это потребуется пятьдесят лет. Я никогда не откажусь от этой надежды и обещаю тебе, что наступит день, когда ты увидишь, как я кормлю грудью свое дитя…»

Гордон хмыкнул и покачал головой:

– Да, она настоящая Тэйт, и в этом нет ни малейших сомнений – вы все упрямы, как английские бульдоги. Пятьдесят лет! Нечего сказать! Бедный Сэм! Ему предстоит основательно потрудиться.

– Гордон Юинг, что за гадости ты говоришь!

– Мне нравится говорить гадости. Я должен тебе сказать, что сладострастие – это наша семейная черта. А если говорить серьезно, то есть только одна вещь, с которой не могут сладить даже Тэйты, – Божья воля.

Темные глаза Мары засверкали.

– Может быть, это и правда, Гордон, но Господь Бог один во всей Вселенной обладает свободой менять свои решения.

Он взял ее руку в свои:

– Это будет так ужасно, если мы умрем, не став дедушкой и бабушкой!

– Я считаю это катастрофой. Что станется с компанией, когда нас не будет?

– У тебя есть братья, племянники и племянницы.

– Не будь смешным, Гордон! Эмлин, Аллан, Джилберт

и их глупые жены и дети! Все они пригодны только для того, чтобы стричь купоны, выкачивать свои дивиденды и получать чеки.

– Не слишком ли ты высокомерно и несправедливо судишь о них?

– Это правда, и ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни было. Нам с Марой посчастливилось иметь таких мужей, как ты и Сэмюэл.

Она стиснула руки:

– Я молю Господа, чтобы он благословил нашу дочь ребенком, а нас – внучкой.

Гордон нахмурился и отодвинул свою тарелку.

– Внучкой? А как насчет внука?

Отвечая, она старалась не смотреть ему в глаза:

– Ну, пол ребенка, конечно, не имеет значения. Главное, чтобы появился законный наследник, полноправный Тэйт, чтобы продолжить наше дело.

Выражение его лица все же оставалось недовольным, и на нем можно было заметить некое осуждение.

– Дело? Ты хочешь сказать – династию?

– Не надо сарказма, Гордон.

– Гм-м… Я предлагаю забыть Тэйтов и все прочие дела, напоминающие о мрачной реальности. Давай-ка посвятим свое внимание и энергию наслаждениям. Ведь не шутка быть участниками праздничного путешествия, первого плавания «Титаника»!

Глава 2

Мара была очарована, едва ступила в элегантный холл на главной палубе «Титаника», – полированное тиковое и красное дерево и пушистые персидские ковры с ворсом по щиколотку. В обширном пространстве холла сразу же бросалась в глаза широкая лестница, ведущая на палубу второго яруса и окруженная римского стиля колоннадой.

Таким же впечатляющим показался ей и величественный рекреационный салон, украшенный классическими настенными гобеленами и хрустальными канделябрами, уставленный обитыми бархатом и плюшем диванчиками и легкими стульями, а также письменными столами, обращенными к широким окнам с освинцованными стеклами. В огромном камине весело потрескивал огонь. На стене над ним тикали столь же огромные часы, отсчитывая последние минуты перед отплытием. Мощный свисток океанского лайнера прозвенел по всему кораблю и раскатился эхом. Стюард сунул голову в каюту Джона Джекоба Астора, где последние гости, приглашенные на его прощальный прием, провозглашали тосты за отбывающих, поднимая бокалы с французским шампанским.

– Всех, кто не отплывает, прошу на берег, – возгласил стюард.

– Не желает ли кто-нибудь выйти на палубу? – спросил хозяин каюты.

Астор был красивый темноволосый мужчина, его военную выправку лишь подчеркивал ярко-синий костюм в модную узкую полоску, оттененный ослепительным галстуком «аскот». Его красавица жена с волосами цвета воронова крыла была любимицей нью-йоркского и лондонского общества. Ее не в меру декольтированная высокая и пышная грудь была открыта восхищенным взглядам собравшихся – изящное бархатное платье с низким вырезом, правда, несколько замаскированным кружевной вставкой, которая, впрочем, скорее подчеркивала, чем скрывала дарованные ей природой прелести, очень шло ей.