Тайные страсти семьи Моцарелло

Принстон Джозеф

– Значит, они живы?
– Все тот же неугомонный хмырь, с расцветающим под глазом синяком, продолжал искушать судьбу. Хамскому хватило лишь взгляда, чтобы хмырь без единого звука спрятался под стул.

– Но вернемся к Сальваторе и Кармен. Утопив дедушку в пиве, они решили, что от улик (стакана и фотографий) тоже нужно избавиться. Кармен предложила утопить их в ближайшем болоте.

Кармен была очень умной женщиной, и понимала, что Лоренцо мертв, Леонардо лишен наследства, а между ней и вожделенными деньгами теперь стоит только Сальваторе. Заманив его к болоту она безжалостно втыкает ему в ухо спицу, которую носила в прическе как раз для подобного случая. Привязав камень и улики к трупу, она сбрасывает его в болотце. Но тут всплывает местный водяной, очень недовольный произошедшим, и требует с синьоры Моцарелло денег. Она отказывает, причем в весьма категоричной форме, и темпераментный водяной топит уже её. Душераздирающая история, не правда ли?

– Но отчего же умерла Августа?
– Хмырь определенно был самоубийцей. Хамский оценил этот порыв и решил ему поспособствовать, скомандовав 'Фас!' ручной кобре синьора Винченцо. Проводив взглядом улепетывающего журналиста, Хамский обернулся к благодарной публике.

– А на этот вопрос нам ответит синьор Винченцо! Бесталанный, никчемный отпрыск великой семьи, он просыпается однажды утром и видит, что остался практически один. И тогда, чтобы остаться совсем уж единственным наследником, он подсылает к безмятежно спящей Августе своего ручного тарантула. Она умерла от его яда. Так все было, синьор Винченцо?

Синьор Винченцо, внезапно утративший весь свой акцент, вскочил с места.

– Вам никогда не понять! Я лишь хотел, чтобы меня заметили, чтобы обо мне узнали! Единственный выживший член семьи Моцарелло - о, я стал бы великим, стал бы знаменитым!

– Уведите его, - поморщился Хамский. Мордред искренне считал, что на его выступлениях кричать позволено только ему.

– Теперь я прославлюсь! Я стану известным!
– Радостно продолжал надрываться уволакиваемый Винченцо. Никогда не доверял экзальтированным персонам.

– Жалкая личность, - поморщился Хамский.

– Не терпите

в своем присутствии других чертей, страдающих манией величия?
– Не удержался я.

– Мания величия, друг мой, - улыбнулся Хамский, повторяя свой коронный трюк с надеванием шляпы.
– Удел лишь исключительных чертей, обладающих гениальным мозгом. А это так - несдержанность и раздутое эго. Что ж, господа, - Хамский снова обратился к прессе.
– Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство! Засим, позвольте нам откланяться. На все ваши вопросы с удовольствием ответит инспектор Эванс.

Кивнув в сторону ошарашенного горгула, Хамский повернул выступ на камине, открывая тайный ход, куда мы с ним мгновенно и просочились. Тайные страсти семьи Моцарелло оказались слишком утомительными.

***

И снова я оказался разбужен в несусветную рань. Только на этот раз в ассортименте Хамского были выстрелы, беготня и что-то тяжелое, с визгом пролетевшее мимо моего окна и шмякнувшееся на асфальт. В первый год совместного проживания с Мордредом, я бы полетел узнавать, что случилось, даже не надевая халат. Сейчас же я спокойно встал, сделал зарядку, умылся, и только потом явился в общую гостиную.

Хамский увлеченно рассматривал чью-то челюсть. Вампира, понял я, приглядевшись к характерным клыкам.

– Что случилось, Хамский?
– Поинтересовался я, заваривая кофе.

– На миссис Гадсон снова было совершено покушение, - посетовал мой друг, присаживаясь за стол, не выпуская своей игрушки.
– В конце концов, мне это надоело, и я выкинул её из окна. Нам нужна новая экономка, Принстон.

– Думаю, мы быстро разберемся с этим, - я отобрал у Мордреда челюсть, и вложил на её место тост.
– У меня есть знакомая - миссис Плаксон - милейшая леди...

– Прекрасно, - отозвался Хамский, впиваясь в хлеб.
– Надеюсь, она знает, как нужно вести себя с гениями. И не пережаривает тосты!

Довольно улыбающийся Хамский пошел на балкон - позировать.