Тайные тропы
Шрифт:
Тот удивленно посмотрел на юношу.
— А вам? — усмехнулся он.
— Нам ничего не платит.
— Мне платят, но нерегулярно и не всегда столько, сколько я хочу. Но почему же вам… Хотя да, я упустил из виду: у вас господин Юргенс. Вы в более выгодном положении.
— Не желаете ли вы поделиться своим опытом работы? — вновь задал вопрос Андрей.
— Опытом работы? Как понимать?
— Эти фамилии вам что-нибудь говорят? — спросил Андрей и подал Моллеру список лиц, составленный
Хозяин гостиницы, не понимая еще, к чему клонится беседа, с любопытством посмотрел на листок. Он прочитал знакомые фамилии, и вдруг догадка обожгла его мозг. Откуда этот список? Кто мог сказать им фамилии лиц, за которыми он следил по поручению гестапо? Моллер вздрогнул и, уронив листок на стол, с недоумением посмотрел на Грязнова.
— Кого еще можно внести в этот список? — спросил Андрей.
— Я ничего не понимаю, — пробормотал Моллер, пытаясь улыбнуться.
Грязнов повторил вопрос.
— А вам это для чего? — сухо, не без злости, спросил гестаповец.
— Если спрашиваем, значит нужно.
Моллер перевел взгляд на Алима и, встретившись с его взглядом, почувствовал неладное. Он сделал движение, пытаясь встать, но третий, неизвестный ему собеседник грубо бросил:
— Сиди на месте, гадина!
В глазах Моллера на мгновение вспыхнуло чувство страха. Расстегнув воротник пальто, он спросил:
— Что вам от меня нужно?
— Я уже сказал, — ответил Андрей. — Кого еще вы предали гестапо?
Моллер молчал, нахмурив лоб и закусив нижнюю губу.
Грязнов вынул пистолет. Гестаповец рванулся с места, ударился о стену барака и, закрыв лицо руками, застыл на месте.
— Я буду считать до десяти, — сказал Андрей. — За это время вы должны назвать фамилии своих жертв, а мы их запишем. Не пожелаете вспомнить — ваше дело.
Моллер отнял от лица руки и увидел, что у Алима тоже появился пистолет.
— Начинаем, — произнес Андрей. — Раз… два… три… четыре…
Когда он дошел до пяти, Моллер заплетающимся языком произнес:
— Глезер.
Андрей занес фамилию в список.
— Кто был Глезер?
Моллер рассказал, что Глезер — вагоновожатый трамвая, сочувствовал коммунистам, арестован в начале сорок третьего года.
— Дальше! — продолжал Андрей.
— Мейер… Роберт Мейер… Пауль направился к выходу из барака.
В окно было видно, как он зашел в сторожку, появился оттуда с мелкокалиберной винтовкой и, преспокойно дымя сигаретой, зашагал к воротам.
Грязнов, спрятав пистолет в карман, записывал всё новые и новые фамилии, которые называл Моллер. Их набралось уже восемь, когда провокатор смолк.
— Всё? — спросил Андрей.
— Всё. Больше не было.
— Хватит и этого. Теперь напишите вот здесь, внизу, что
Предатель опустился на четвереньки. Его трясла лихорадка.
— Считаю до десяти. Раз… два… три… четыре… пять… шесть… семь… — начал Андрей.
Моллер потянулся к карандашу, взял его дрожащей рукой и подписался.
— Вот и отлично! — сказал Грязнов, укладывая бумажку в карман.
— Свой приговор вы подписали. Теперь мы позаботимся, чтобы этот страшный список больше не увеличился.
Моллер съежился. Сейчас он походил на маленького, обреченного на гибель злобного хищника. Вдруг он вскочил с места и побежал в конец барака.
Забыв о пистолете, рукоятку которого он машинально сжимал в руке, Алим бросился вслед за гестаповцем. Моллер с несвойственной его возрасту быстротой добежал до кипятильника, вскарабкался на него, сбросил с себя пальто и выскочил в разбитое окно.
Раздался запоздалый выстрел.
— Убежит, сволочь! — крикнул Алим и быстро вскочил на кипятильник.
Андрей побежал по бараку к выходу, чтобы перерезать пути отхода Моллеру.
И Алим, выбравшийся на крышу, и Андрей отлично видели, как Моллер бежал, размахивая руками, но не к воротам, а к пролому в дощатом заборе, до которого было значительно ближе.
«Уйдет! — мелькнула тревожная мысль в голове у Грязнова. — Осталось метров тридцать, не больше». В это время донесся едва слышный звук, похожий на треск сломанной деревянной жердочки. Моллер упал вниз лицом, а из-за ближнего навеса показался Пауль Рот.
Прогремел еще один выстрел.
— Готов, гестаповский недоносок… А вы тоже хороши, ребята! — заметил Пауль. — Чуть не упустили эту гадину. — И он покачал головой.
14
В конце февраля Долингер передал Ожогину приказание Юргенса сдать радиостанцию. Без радиостанции связь с Большой землей должна была прекратиться, и друзья решили затянуть сдачу под предлогом, что еще недостаточно освоили некоторые детали. Никита Родионович обратился к Долингеру. Тот пожал плечами: он не имел права отменять приказания Юргенса.
— А если мы сами его попросим?
— Едва ли из этого что-нибудь получится, — ответил Долингер. — Господин Юргенс не любит отменять свои приказания.
— Но мы рискнем, — сказал Никита Родионович и подошел к телефону.
— Не советую, — остановил Долингер и положил руку на телефонный аппарат.
Он пояснил, что через несколько дней должен покинуть город и обязан захватить с собой всю — радиотехнику. Оставлять ее здесь, не зная заранее, вернется ли вновь сюда или нет, он не имел права.