Тайные узы
Шрифт:
В дверь заглядывает Галя:
– Эва…
– Еще минуточку, пожалуйста…
– Хорошо, – соглашается она и прикрывает дверь.
Да, этот сволочь, который сейчас изображает из себя мумию, много раз делал мне больно. Но такого… Такого я ему не желала.
Сны, где мы с Тарасом и Киром вместе… Почему они вспоминаются именно сейчас?
Внезапно пальцы Савчука дергаются. Его сердечный ритм тоже учащается. Я столбенею.
– Эва… – Мое имя звучит из уст Тараса хрипло, будто сквозь пелену. Он вроде и в сознании, и в то же время нет. Где-то на
Я не дышу. Не двигаюсь. Гляжу на него, а проклятое сердце колотится уже где-то в висках.
Глаза Тараса приоткрываются, они мутные, словно затянутые дымкой.
– …опять сон. – Его губы едва шевелятся. – Хватит…
Я хочу убежать, но тело будто приковано к полу.
– Хватит… Все время вижу…
Его голос – как нож по стеклу.
Пальцы Тараса вдруг впиваются в меня с неожиданной силой, ее не должно быть у полумертвого. Его веки дрожат, словно он пытается остаться в сознании. Но не выходит.
Его рука разжимается. Глаза закрываются. Звук монитора выравнивается.
– Эва! Пора, – зовет, снова заглянув, Галя.
Я спотыкаюсь на ровном месте, почти на ощупь добираюсь до ближайшего дивана, опускаюсь на него и закрываю лицо ладонями. Меня прорывает.
Слезы жгут кожу, капают на одежду, а в ушах все еще звучит голос Тараса. Хриплый, слабый.
«Опять… Хватит… Все время вижу…»
Кого он видел? Меня? Или то, что между нами было?
Даже сейчас, когда его жизнь висит на этих проводах, Тарас все равно держится за меня…
И это страшно.
Потому что я тоже.
11 глава
Я с трудом добираюсь до машины, сажусь за руль. Пальцы дрожат. Случившееся в палате похоже на наваждение. Взгляд цепляется за зеркало. Вид удручающий, но какая теперь разница? Пусть хоть весь мир смотрит на эту растерянность и слезы, никому, кроме меня, не нужные.
Через пару минут все же достаю из сумки влажную салфетку и стираю с лица остатки макияжа. Время должно помогать, а проще не становится. Вот совсем. Попытки держаться от Тараса подальше заканчиваются тем, что я снова оказываюсь рядом.
Это всего лишь эмоции, но они не утихают.
Звонок Вани вырывает меня из этого состояния. Несколько секунд тупо смотрю на экран, затем беру трубку.
– Ты как? Дома? – спрашивает он.
– Нет, только еду.
Я лгу. Потому что не могу ему сказать, что только что держала за руку Тараса. Что смотрела, как он балансирует между сознанием и забытьем, и не хотела уходить.
– Ты сама не своя, – отмечает Крайнов. – Все нормально?
– Да, Ваня, все нормально. Я… я просто устала. – Опираюсь на руль, стараясь выровнять дыхание. – А ты когда домой? – перевожу разговор в другое русло.
– Через час примерно. – Он молчит несколько секунд, потом тихо вздыхает: – Ты на сообщения не отвечала… Я подумал, случилось что-то.
– Все в порядке…
– Ладно. Скоро увидимся.
Когда Ваня отключается, я открываю нашу переписку – и камень на сердце становится еще тяжелее. Пока я была у
Закрываю глаза. Нужно выбросить Савчука из головы. Он – мое прошлое. У него все будет хорошо и без моего участия. А у меня свадьба на носу, любящий мужчина рядом. Искренний, замечательный. Об этом надо думать.
И сегодня же поговорить с Ваней, рассказать про бывшего мужа.
Дома я с порога чувствую запах горячей выпечки и свежесваренного бульона. Нора снова постаралась. Ароматы витают потрясающие – то ли пироги с яблоками, то ли ванильные булочки. А где-то в глубине кухни на плите явно томится что-то наваристое, пряное.
Хотя я и сама люблю готовить, но с моим ритмом и бесконечными делами… Ежедневно, наверное, не осилила бы, и Крайнов ходил бы полуголодный.
Поздоровавшись с Норой, я иду в детскую, где спит Кирилл. Сердце тут же сжимается от нежности.
Сын мило сопит в кроватке, его пальчики подергиваются, он вдруг улыбается во сне. Маленький, румяный, пухленький. Такой трогательный. Безумно хочется прижать его к груди. Но вместо этого осторожно провожу пальцем по крохотной ручке.
– Мой сынок. Смысл всей моей жизни, – шепчу я.
Кир слегка вздрагивает, и, чтобы не разбудить, я выхожу из детской.
Быстро переодеваюсь и иду к Норе. Она уже собирается, но, как всегда, успевает рассказать, как прошел день, что приготовила, какие дела переделала. На ее фоне я неизменно ощущаю себя недостаточно расторопной – столько бы точно не смогла. Может, причина в том, что я слишком зацикливаюсь на деталях? Хочется, чтобы все было идеально. А Нора просто берет и делает. В этом ее секрет? Провожаю помощницу и пишу Ване, спрашиваю, где он. По идее, должен был уже вернуться. Крайнов не отвечает. А я безумно голодна, и велика вероятность, что если не поем сейчас, то потом Кир может и не дать это сделать.
Перекусываю тостом с джемом, попутно листая рабочий чат. Я как раз успеваю допить чай, и через мгновение видеоняня подает признаки жизни.
Бегу в детскую. Кир трет глазки и недовольно кряхтит, будто вот-вот расплачется.
– А кто это у нас проснулся? Кто такой славный и пахнет вкусно?
Сын, услышав голос, фокусирует взгляд на мне. И тут же его губы расплываются в той самой улыбке, от которой сердце мгновенно тает.
– Правильно, зачем плакать? Мамочка здесь, – улыбаюсь ему в ответ и наклоняюсь ближе.
Кирилл что-то гулит, потягивается и снова улыбается – счастливый просто потому, что я рядом.
Беру сына на руки, меняю подгузник и, поудобнее устроишись в кресле, даю ему грудь. Тепло его тельца, момент близости и покоя, маленькие пальчики, цепляющиеся за мой большой…
И вдруг накатывает. Совсем не вовремя. Вспоминается больница – ослабевшие пальцы Тараса, сжимающие мои…
Как он снова оказался в этой комнате, вместе со мной и сыном?
Я сосредоточиваюсь на Кирилле и стараюсь прогнать ненужные мысли. Кормлю его, немного ношу по комнате, укачивая.